Жаклин Монсиньи - Княгиня Ренессанса
Это был ультиматум:
«Если в полдень князь Фарнелло не сдастся на милость императора, с суши и с моря начнется беспощадная атака. Но, если князь подчинится, он должен будет выйти из замка один по подвесному мосту в рубашке и с веревкой на шее, как раскаявшийся преступник, чтобы затем отбыть под охраной в Испанию и предстать перед судом императора. Милость Карла V простирается до того, что княгине Фарнелло и ее детям будет предоставлена свобода под надзором…»
– Я иду… – заявил Фульвио.
– Если ты это сделаешь, то после твоего ухода я вместе с детьми брошусь в море, – пригрозила Зефирина.
– Княгиня права, монсеньор, – осмелился возразить Паоло. – Если Карлу V кто и нужен, так это только вы, ваша светлость. Как только его капитаны возьмут вас в плен, ничто не помешает этим псам изрубить нас всех на куски, включая княгиню и детей. Вспомните Рим, монсеньор…
– Да, монсеньор, давайте лучше сражаться, – поддержали маффиози, явившиеся, чтобы дать отпор испанцу.
– Мария Соленара подошлет нам еще подкрепление…
– И это станет одновременно началом большого восстания…
– Вся Сицилия поднимется…
– Сразимся, Фульвио… Может быть, Лотрек и французы придут нам на помощь. Надо держаться, Фульвио, – молила Зефирина.
– Ур-ра княгине!
Фульвио вынужден был согласиться с мнением подавляющего большинства.
– Ну, тогда, друзья мои, _ сказал Леопард, – нам следует подготовиться…
Зефирина навсегда запомнит то раннее утро, показавшееся ей самым коротким и, одновременно, самым долгим в жизни.
Пока Фульвио организовывал оборону, она помчалась с крепостной стены в башню, чтобы покормить детей.
Луиджи и Коризанда как будто чувствовали царившее вокруг беспокойство. Обычно такие мирные близнецы, сейчас вовсю надрывались, стараясь перекричать друг друга и без конца требовали материнскую грудь.
За четверть часа до полудня Зефирина, оставив детей с Плюш, Эмилией, Карлоттой и Гро Леоном, поднялась на зубчатую крепостную стену замка, чтобы присоединиться к Фульвио и другим защитникам. Поверх юбки в сборку она надела мужской камзол, а под него кольчугу тонкого плетения. Свои золотые волосы она спрятала под шлемом.
В тревожной тишине, наступившей перед роковым часом, капеллан благословил всех осажденных, преклонивших перед ним колени.
Встав с колен, Фульвио и Зефирина обменялись долгим поцелуем, соленым от морских брызг.
Колокол пробил двенадцать ударов.
Подъемный мост замка так и не опустился, чтобы выпустить раскаявшегося преступника!
Приведя в движение тараны, катапульты и бомбарды, испанская армия ринулась к замку.
На море корабли стали приближаться к стенам нависающего над морем замка. Открылись бортовые люки, и оттуда показались орудийные стволы.
Зефирина закрыла глаза.
Бессознательным движением руки она коснулась медальона, который Фульвио надел ей на шею.
«Милосердный Боже, защити нас… Саладин, помоги нам… Нострадамус, друг мой, не забывайте о нас…» – молила Зефирина.
Трагическая тишина наполняла атмосферу. Будто в ответ на молитву Зефирины все услышали неслыханную по мощи канонаду. Грохот взрыва был так силен, что Зефирину отшвырнуло к бойнице, выходящей на внутреннюю круговую дорогу вдоль крепостной стены. Почти сбитая с ног этим взрывом, она успела подумать: «Испанцы взорвали дверь в крепостной стене…»
Удивленная тем, что еще жива, она открыла глаза, с трудом поднялась и в облаке дыма увидела Фульвио и его людей. Они тоже вставали, пошатываясь.
А за стенами замка слышались крики.
– Огонь… огонь…
От едкого дыма Зефирина закашлялась. Все вокруг нее бегали, звали друг друга, кричали, смотрели на небо.
Она задыхалась, отплевывалась, шаталась. Наконец подошла к зубцу стены, защищавшей замок со стороны суши. Зрелище, представшее ее глазам, было завораживающим.
Два жерла центрального кратера Этны изрыгали горящую лаву и тучи пепла с головокружительной высоты в двадцать пять – тридцать тысяч футов, и все это затем стекало по склонам горы.
– Мой вулкан спасает нас… – прокричал Фульвио.
Он подбежал к Зефирине. Чудовищный грохот вулкана привел в ужас испанцев. Они удирали как кролики. Побросав свои аркебузы, солдаты бежали в сторону Мессины. Некоторые из них бросались в море, чтобы вплавь добраться до кораблей. Даже не пытаясь спасать своих соотечественников, капитаны кораблей отдали приказ поднять паруса. Всадники уносились в бешеном галопе, сшибая на своем пути пеших.
Расплавленная лава, эта страшная пламенеющая магма, стремительно катилась по склонам, сметая все на своем пути, покрывая луга, заливая ручьи, сжигая лес.
– Каролюс… Донья Гермина…
Несмотря на ненависть, которую Зефирина питала к мачехе, она не могла не ужаснуться при мысли о том, что той грозит участь быть заживо сожженной лавой.
Фульвио протянул руку. В трех тысячах футов от замка он указал на то место, где находился построенный им домик. Скоро все склоны горы будут покрыты лавой.
– Слишком поздно, чтобы послать им помощь. Мы уже ничего не сможем сделать для них, но Джакомо знает Этну лучше, чем кто-нибудь другой… Пойдем, Зефирина…
Фульвио оторвал Зефирину от стены. Он крикнул, желая перекрыть общий шум:
– За тысячу лет лава только раз доходила сюда, до самого моря…
Зефирина хотела верить, что второго раза не будет.
Направляясь бегом к замку, Фульвио протянул жене платок, чтобы она прикрыла лицо. Сыпавшийся отовсюду горячий пепел проникал в горло, в нос, обжигал глаза и волосы.
– Всем в лодки! – кричали сицилийцы.
– Дети! – закричала Зефирина, ничего не видя в вихре летящего пепла.
– Беги за ними… Лава, кажется, очень густая, понадобится по крайней мере полчаса, чтобы магма добралась сюда. Ла Дусер, проводи княгиню. Я спущусь в подземелье, чтобы подготовить уход и предотвратить панику. Зефирина, не теряй времени…
Она увидела, как после этих слов Фульвио бегом пересек засыпанный пеплом двор.
Кашляя под платком и сплевывая какую-то сернистую грязь, Зефирина не решилась подняться по центральной лестнице и предпочла на четвереньках вскарабкаться по лестнице для слуг прямо в свои апартаменты.
Едкий дым проник во все уголки, в то время как клокотание вулкана продолжало сотрясать замок.
– Поторопимся, моя маленькая Зефи… мне что-то совсем не по нраву вся эта чертовщина! – пробубнил Ла Дусер.
Но Зефирина и без того пулей влетела к себе в спальню. Там никого не было. Обе колыбели были пусты. Гро Леон и тот дезертировал со своей жердочки.
«Плюш, наверное, спустилась с детьми по большой лестнице», – подумала Зефирина.
Ла Дусер торопился, не отступая от нее ни на шаг, а она неслась по парадной лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней и крича:
