Константин Бадигин - Ключи от заколдованного замка
Лицо Александра Андреевича засияло.
— Благодарю вас за приятные слова.
Посидели в каюте капитана, пообедали, разговаривали о том, как прошло плавание, выпили по морскому обычаю чару вина.
Прежде чем сойти на берег, Баранов прошел по судну, осматривая палубный груз. Везде встречались больные люди, едва державшиеся на ногах. Они выползали на свежий воздух и грелись на солнце. У фок-мачты Александр Андреевич увидел промышленного с рваными ноздрями, прислонившегося спиной к бухте смоленого троса. На коленях у него покоилась косматая голова товарища, и он, сноровисто орудуя костяным гребнем, вычесывал паразитов.
Баранов отворил дверь в кубрик и отпрянул: струя пахучего воздуха ударила в нос. После солнечного света он не сразу увидел, что в кубрике. Красноватый огонек коптилки освещал плохо. Но глаза привыкли, и он рассмотрел на койках по бортам корабля ослабевших людей. Здесь лежали самые слабые. В помещении в беспорядке валялось матросское имущество, у коек стояли самодельные сундуки. Посередине на железных прутьях висел стол. Под столом покоились три больших фонаря. В самом носу кубрика, едва различимые в темноте, свалены в кучу запасные снасти и блоки.
— Вылезайте на палубу, ребята, — сказал Баранов. — Я велел травки целебной для вас наготовить. Рыбки сырой вдосталь пожуете, глядишь, через недельку всех на ноги поставлю.
На нарах никто не шевельнулся. Александр Андреевич немного постоял молча.
— Ты Баранов, что ли? — раздался слабый голос с койки у левого борта.
— Баранов.
— Про тебя слых идет, будто хорошо людей без лекаря лечишь.
— Дак уж как умею. Однако вы ползите на солнышко, а то здесь, чую, гнить начали.
— Слых про тебя идет, — продолжал тот же голос, — будто ты людей на работе портишь — и рыбка не помогает.
— Человек от работы не портится. Для хорошего промышленного от меня привет и ласка. И море баловству не научит.
Баранов ушел, оставив дверь в кубрик открытой.
Плавание из Охотска в Русскую Америку вряд ли можно сравнить со всеми другими плаваниями, совершаемыми в целом свете. Частые туманы, дожди, не перестававшие по целым неделям, жестокие штормы, одинаково опасные и в Охотском море, и на Тихом океане.
Команды судов постоянно находились в тяжелом положении из-за недостатка свежего провианта, а иногда и просто голодали. Съестные припасы можно было получить только в Охотске и Петропавловске, и то не всегда. На судах, находящихся в плавании, царила цинга. Уже на пути в Америку матросы бродили как тени по палубе, сил не было, зубы шатались. Иной раз штурмана на вахту выводили под руки и усаживали на шканцах на привязанный стул.
Спасались зеленью, которую мореходы собирали, если приходилось отстаиваться у берегов на якоре. Собирали дикий чеснок, клали в суп и как приправу в кашу, а листья морошки заваривали вместо чая.
Медицинского обслуживания вовсе не было, если не считать лекарей в Охотске и Петропавловске. Справлялись своими средствами, а в Америке обращались за помощью к алеутским, кадьякским и индейским колдунам.
И все же русские корабли регулярно выходили из Охотска и Петропавловска в Русскую Америку. На них везли необходимое снаряжение и провиант для нужд колонии. Ни туманы, ни жестокие штормы не останавливали отважных мореходов. Постепенно берега Аляски и прибрежных островов исследовались, наносились на карту руками безвестных тружеников, совершавших великий подвиг во славу России.
Николай Петрович поселился на самом верху каменного кекура. Там стоял бревенчатый дом о пяти саженях длины и трех в поперечнике, с двумя комнатами и сенцами. В одной поселился Резанов, в другой жили корабельные подмастерья. В комнатах было тепло и уютно, топилась кирпичная печь.
Для правителя дом еще достраивался, а сам он жил в небольшой избушке.
Николай Петрович долго не мог уснуть на новом месте. За ширмой спал сном праведника камердинер Иван. Он не забыл повесить в углу икону святого Николая, покровителя моряков и всех путешествующих, и зажег красную лампаду. Иван был простым верующим человеком, не забывал постов, праздников и церковных служб. А на Кадьяке ему монахи не понравились. Резанов вспомнил духовную миссию. Одичавшие, заросшие бородами, монахи встали перед его глазами. Они жаловались на правителя Баранова, оправдывая вмешательство в дела компании, называли себя казенной стороной.
«Я сказал святым отцам, — вспоминал Резанов, — что буде они шаг без воли правителя сделают и вмешаются во что-либо гражданское, то дано от меня повеление выслать такого преступника в Россию, где за нарушение общего спокойствия будет он расстрижен и примерно наказан. Они плакали, валялись в ногах и обещали вести себя так, что правитель всегда с похвалой об них отзываться будет…»
Уже за полночь снова зашумел по крыше утихший было дождь, и Николай Петрович заснул.
30 августа Александр Андреевич праздновал тезоименитство императора Александра Павловича и свои именины.
В только что построенной казарме, где еще пряно пахло древесными стружками, собрались его соратники и товарищи. Присутствовали Николай Петрович Резанов с доктором Лангсдорфом и лейтенанты Давыдов и Хвостов.
Стол украшали бутылки с шампанским, давно не виданным правителем Барановым, и восточные сладости, предназначенные в подарок японскому императору. В большой вазе лежали турецкие папиросы из запасов посла.
Со стаканом в руках поднялся главный правитель.
— В честь нашего августейшего акционера его величества императора Александра Павловича ура, господа!
Здравица правителя была дружно поддержана.
Николай Петрович Резанов поздравил собравшихся с прекрасной библиотекой, доставленной из Петербурга на корабле «Нева». Больше тысячи книг пожертвовали русские писатели и видные общественные деятели для просвещения жителей Америки. Петербургская Академия художеств прислала портреты, рисунки и картины. Это было радостным событием для населения Аляски. Александр Андреевич получил в подарок от министра морских дел адмирала Чичагова модели и чертежи новейших судов.
— Матушка-императрица Екатерина назвала здешние места, — сказал Резанов, — «где-то у шорта на кулишки». Так думают в Петербурге и по сие время. А я побывал в самых отдаленных областях американской земли, и слышал там русскую речь, и встретил гостеприимных людей, пекущихся о пользах отечества.
— Браво, — раздались голоса — браво, господа! — Послышались аплодисменты.
— Николай Петрович, — обратился к послу Баранов, — вам довелось увидеть великую императрицу?
