Константин Бадигин - Ключи от заколдованного замка
Рано утром 28 апреля тридцать кадьякских байдарок двинулись в далекий путь. Отдохнувшие люди гребли, не останавливаясь. День был ясный, на синем небе не видно ни одного облачка. Море без единой морщины. Шли совсем рядом с берегом, не боясь ни скал, ни камней.
Гора Святого Ильи была сегодня особенно красива и величественна. В лучах солнца сверкали покрытые снегом ледники и снежная вершина, похожая на башню.
— Эй, Плотников! — закричал тойон, сняв деревянную шляпу. — Беда, Плотников!
Старовояжный на своей лодке подошел к тойону.
Перегнувшись к воде, тойон старался перевернуть затопленную, перевернутую вверх дном байдарку. В ней оказались два захлебнувшихся человека. Один из них был тойон Савва Куприянов. Скоро увидели еще одну перевернувшуюся байдарку, потом еще одну.
Но вот за языком ледника показались черные камни, а на каменистом берегу — сотни байдарок и трупы изуродованных людей. Валялись оторванные руки и ноги, опутанные водорослями, полузасыпанные песком. Зацепившись рукой или ногой в расщелинах высоких скал, висели поднятые волнами мертвые тела…
Плотников решил приблизиться к камням и попытаться найти живого человека. Байдарки пристали к берегу, и промышленные бросились осматривать погибших. Начался плач и стенания. Кадьякцы находили своих братьев и отцов среди мертвых. Многие тела были исковерканы прибоем и неузнаваемы.
Но живых не было…
Долго еще люди отряда Плотникова находили по берегам выкинутые штормом байдарки и обезображенные трупы своих родственников и друзей. Через два часа байдарки снова пошли на запад. Достигнув благополучно острова Каяк, а потом и своего острова, кадьякцы убедились, что все люди из отряда Демьяненкова и он сам погибли в бушующем море.
Глава двадцать шестая. ПЛАКАТЬ НЕ СМЕЮ, ТУЖИТЬ НЕ ДАЮТ
1 июня корабль «Нева» снова отдал якорь на рейде Ново-Архангельска. Крепость встретила его девятью выстрелами. Корабль ответил. В час пополудни приехал на шлюпке правитель Баранов и был оставлен на корабле обедать. Командир Лисянский и Александр Андреевич встретились, как старые знакомые, которым было о чем вспомнить.
На борту «Невы» Александру Андреевичу попались на глаза три мальчика-креола: Андрей Климовский, Иван Чернов и Герасим Кондаков. Они были посланы по его приказу в Петербург для обучения штурманскому искусству.
«Нева» оказалась на рейде не в одиночестве. Здесь стояли на якорях компанейские суда «Петр и Павел», «Екатерина», «Ермак», «Ростислав».
13 июля бриг «Петр и Павел» вышел из Ново-Архангельска с полным грузом и взял курс на Уналашку.
15 июля правитель отправил на промысел бобра партию из трехсот байдарок. Шестьсот кадьякцев и двадцать русских промышленных. Для прикрытия партии от нападения индейцев отправлены две галеры, «Ермак» и «Ростислав», вооруженные пушками. Александр Андреевич назначил главным над партией своего ближайшего помощника Ивана Александровича Кускова.
При теперешнем положении с индейцами эта предосторожность была совсем не лишней. В тех местах, где обитали бобры, располагались десятки колошских селений. Кадьякские охотники промышляли бобра деревянными стрелами, были беззащитны против колошей, вооруженных отличным английским оружием. На острове Ситка и в прилегающих проливах насчитывалось около восьми тысяч колошей.
5 августа из Охотска с заходом на Уналашку пришло еще одно судно, «Елизавета». На нем доставлено с острова, кроме охотских грузов, пятьсот тысяч морских котиков. Из бумаг, находившихся на судне, правитель Баранов узнал, что прибывший из Японии корабль «Надежда» отправлен в Кантон, а господин Николай Петрович Резанов остался на Камчатке и вскоре собирается в Ново-Архангельск. Лисянский получил приказание Резанова с грузом бобровых шкур немедленно следовать в Кантон.
Юрий Федорович, находясь на Ситке, с большой охотой вел наблюдения над природой и описывал берега. Быт и нравы индейцев тоже привлекли его внимание. На корабле был еще один человек, оставивший после себя интересные записки. Это был скромный приказчик Российско-Американской компании Николай Иванович Коробицын.
Вечером в тот же день в Ново-Архангельске появилось два корабля под флагом Американских Соединенных Штатов: «Юнона» и «Мария».
20 августа вышел в море корабль «Нева». На его борту находилось три тысячи бобров, сто пятьдесят тысяч котиков и другие меха. Весь пушной груз стоил полмиллиона рублей. Баранову показалось, что Лисянский не хочет встречаться с Николаем Петровичем Резановым и поэтому торопится покинуть порт. Но теперь правитель узнал кое-что о событиях на «Надежде». Штурманы, заходящие в Петропавловск, подхватывали новости и привозили их в Русскую Америку. Одни ругали Резанова, другие — Крузенштерна.
Крепость отсалютовала «Неве» девятью пушечными выстрелами. Вслед за «Невой» вышла республиканская «Мария».
Александр Андреевич с нетерпением ждал приезда Резанова.
26 августа прибыл бриг «Мария Магдалина». День выдался ненастный. Дождь с самого утра лил не переставая. Александр Андреевич надел мундир и отправился на пристань. Когда бриг закончил маневры и отдал якорь, правитель на шлюпке подошел к борту и наконец увидел Резанова.
Императорский посол был в камергерском мундире с красным, очень высоким воротником и с красной муаровой лентой через плечо. Справа красовалась звезда. Посреди груди на синей ленте — белый мальтийский крест. На ногах сверкали лакированные сапоги.
За спиной камергера стояли: натуралист и врач Лангсдорф, лейтенанты Хвостов и Давыдов. Поодаль виднелась сутулая фигура камердинера Ивана.
Посольство Резанова не имело успеха. Ему было отказано даже в позволении вручить японскому императору официальное письмо и привезенные подарки.
Перевес религиозной враждебной партии в японском государственном совете, не желавшей вступать в сношения с иностранцами, был причиной неудачи Резанова. Надежда Николая Петровича на торговлю с Японией и снабжение Российско-Американской компании японскими товарами не оправдалась.
Резанов с высоты своего гвардейского роста смотрел на коротышку Баранова сверху вниз.
— Рад, душевно рад, ваше превосходительство.
У Баранова правая рука на перевязи. После ранения она плохо заживала и болела. Он подал левую.
Неожиданно Николай Петрович обнял Баранова. Они расцеловались.
— Наслышан я о вас, Александр Андреевич. От лица правления сердечно вас благодарю за усердную службу. Со всех сторон нашего американского государства только и слышишь: Баранов да Баранов.
