Георг Эберс - Арахнея
В Мусейоне работали лучшие ученые, съезжавшиеся в Александрию со всего эллинистического мира и получавшие здесь жалование от царя. Инициатором основания этого прообраза нынешних академий наук был Деметрий Фалерский (345-283), афинский философ, талантливый оратор и политический деятель. Сторонник Македонского царства и противник демократов, изгнанный из Афин в 307 году, он приобрел доверие Птолемея I и стал его советником. Деметрий воспользовался богатствами птолемеев, чтобы осуществить идеал ученого коллектива, с единых позиций изучающего природу и общество. Новая организация научной работы, ознакомление с достижениями старых восточных наук, в первую очередь вавилонской астрономии, дают мощный толчок развитию эллинистической науки. Аристарх Самосский (320-250) выдвигает гипотезу о гелиоцентрическом строении мира, близкую к той, которую 18 столетий спустя обосновал Коперник; Евклид в своих знаменитых «Элементах» (в 13 книгах) подводит итоги геометрии, выпускает труды по оптике и теории музыки; Архимед (287-212) закладывает основы исчисления бесконечно больших и бесконечно малых величин, обосновывает закон рычага и открывает основной закон гидростатики; Эратосфен (282-202) превращает географию из науки описательной в науку математическую. Заведуя Александрийской библиотекой, он также создает труды в области филологии, грамматики, истории, литературы, астрономии. Список преподавателей и выпускников Мусейона насчитывает десятки прославленных представителей точных, естественных и гуманитарных наук.
В 285 году египетский престол занял Птолемей II Филадельф (308-246). Блестяще образованный и одаренный от природы, однако деспотичный, склонный к изнеженности и жестокости, этот государь с успехом продолжал мудрую политику своего отца: расширил пределы страны, упрочил ее экономическое и политическое положение среди эллинистических держав. Он активно развивал коммерческие связи с Римской державой, у которой египетские торговцы закупали по более низким ценам сырье для переработки на отечественных фабриках. Филадельф возвел много новых храмов и роскошных зданий, построил новые города — Арсиною, Птолемиаду, Филадельфию. Тонкий знаток и ценитель искусства, он был к тому же страстный библиофил: при нем публичная Александрийская библиотека настолько обогатила свои фонды, что для нее при Мусейоне пришлось построить еще одно здание. Вообще, период правления Птолемея II является временем небывалого расцвета эллинистической литературы. Достаточно сказать, что тогда творили такие корифеи, как Каллимах, Феокрит, Ликофрон, Арат, творчество которых и много веков спустя продолжало служить мерилом таланта и примером для последующих поколений греческих и римских поэтов. Наконец, необходимо упомянуть еще об одном событии, оказавшем огромное влияние на дальнейшее духовное и культурное развитие человечества. Если и не по инициативе Птолемея II , то, несомненно, с его одобрения была осуществлена Септуагинта[47] — первый перевод Торы (пятикнижия Моисеева) с древнееврейского на греческий язык. Полный перевод Ветхого Завета был завершен уже во II веке. Позже к Септуагинте были присоединены священные книги, написанные непосредственно по-гречески, так что окончательный объем Ветхого Завета обширнее иудейского канона; он содержит девять текстов, отсутствующих в европейской редакции Септуагинты. На все времена Септуагинта осталась в греческой православной церкви каноническим священным текстом.
В этом довольно сжатом историческом обзоре периода становления птолемеевского Египта столь значительное место уделено достижениям культуры эллинистических держав по той простой причине, что «Арахнея» — не только повествование о трагических перипетиях жизни незаурядного александрийского ваятеля, но в определенной мере — отображение основных принципов и тенденций развития искусства той эпохи в целом.
Наперекор издавна сложившимся вкусам александрийцев и пристрастию как собратьев по изобразительному искусству, так и многочисленных его ценителей, к общепризнанным канонам классического эллинства, требующим во имя торжества красоты и гармонии непременной идеализации изображаемого объекта, Гермон самоотверженно отстаивает свое право на осмысление и творческое воплощение и окружающей действительности, и традиционных мифических образов — богини Деметры и ткачихи Арахнеи. Ему, поборнику реалистического направления, простая смертная женщина несравненно ближе бессмертной покровительницы плодородия и земледелия. А поскольку во мнении широкой публики «грубый» реализм является всего лишь уродливым отражением повседневной действительности, оскверняющей все истинно высокое и прекрасное, то будто выхваченные из гущи жизни произведения Гермона, подвергаются всеобщему осуждению. И это несмотря на то, что светила Мусейона и высший авторитет Египта — царь признают талант ваятеля и отдают должное его мастерству.
В «бесконечных» спорах со своим другом-оппонентом Мертилосом сознательно жертвующий «красотой ради правды» Гермон убежденно отстаивает принципы реализма. Если для Мертилоса, последователя мастеров «высокой классики», скульптурные шедевры Фидия, Поликлета, Мирона раз и навсегда остаются воплощением идеального телосложения, вечными образцами для подражания, то для Гермона пластическое совершенство скульптур гениев Эллады не предел, а всего лишь рубеж, перешагнув который необходимо идти дальше путем поиска нового. Эту точку зрения разделяет также «беспристрастный знаток и ценитель» Птолемей II. Как и все остальные введенный в заблуждение подменой статуй, царь осуждает «отход» Гермона от реалистического направления, уверенно заявляя, что, не потеряй скульптор зрения, он перешел бы на старое направление с пользой для своего благополучия, «но вряд ли с пользой для искусства, которое нуждается в обновлении его застоявшихся жизненных сил».
В соответствии со своими убеждениями Гермон задумывает воплотить легендарную Арахнею в образе обыкновенной смертной, причем создать «не блестящий образец сверхчеловеческой красоты, призванный ослеплять сердце и рассудок толпы, а реальную женщину с присущими ей недостатками, которая, быть может, не вызовет восторгов, но которая правдивостью и реалистичностью своего воплощения сможет… глубоко тронуть сердца зрителей». В качестве модели для будущей скульптуры александрийский ваятель выбрал египтянку Ледшу.
Ледша — наиболее впечатляющий своим трагизмом персонаж романа. Замкнутая, независимая дочь древнего племени наделена необычайно сильным и волевым характером. Гордую биамитянку смертельно оскорбил кощунственный замысел ее избранника: ведь способный силой своего искусства превратить любую смертную в богиню, Гермон предпочел выставить Ледшу на всеобщее осмеяние в виде несчастной поруганной жертвы, ко всему прочему обреченной на превращение в овратительное насекомое. Одна мысль об этом вызывает у нее отвращение к самой себе. К тому же невзначай увиденная в мастерской ваятеля статуя Деметры, в облике которой легко угадывались черты той, ради которой Гермон вот так просто пренебрег Ледшей, черты александрийки Дафны с ее очаровательным, исполненным доброты лицом, отравила сердце девушки завистью и ревностью. А вспыхнувшая ненависть довершила метаморфозу, превратив любящее существо в карающее орудие неумолимой Немезиды. Однако ничто не в состоянии убить истинную любовь, ибо она «сильнее и горячее самой жгучей ненависти». И потому смертельно измученная Ледша убивает себя, уходит из жизни с именем любимого на устах и надеждой обрести обещанное ей духами блаженство…
