Андрей Степаненко - Великий мертвый
И в храмы понесли золото, а на алтарях появились девочки, еще не познавшие мужа, — как раз такие, каких особенно любил «Пернатый Змей», тысячами вывозивший их на Кубинские рудники и Ямайские плантации.
— Что делать? — в отчаянии спрашивал святых отцов Кортес. — А вдруг сюда Королевские аудиторы нагрянут?
— Лишь бы не аудиторы Ватикана… — хором ответили святые отцы и дружно перекрестились.
А едва зима пошла на убыль, и начались весенние дожди, приехали и те, и другие — сначала из Кастилии, а затем и из Ватикана.
* * *Едва зима пошла на убыль, разведка донесла Куа-Утемоку, что прибыли четыре новые парусные пироги кастилан, и на сушу вышли двести солдат, восемьдесят Громовых Тапиров и очень много всяких грузов, назначения которых, ни они, ни Куа-Утемок так до конца и не поняли. Но главное, на пирогах определенно прибыли какое-то очень большие вожди, перед которыми пресмыкались все — от коменданта крепости до сопровождающих капитанов.
— Я посылаю к ним посольство, — сразу заявил новому Совету Куа-Утемок.
— Зачем?! — вытаращили глаза вожди. — Мы и так уже Малинче на веревке держим! Надо просто убить их всех! И все…
— Да, Малинче уже на привязи, — согласился Куа-Утемок, — но разве плохо держать оба конца веревки? А если он виноват перед этими вождями? Гляньте!
Он швырнул им зарисовки разведчиков.
— Видите? Они все дарят прибывшим золото! Где вы видели, чтобы мертвец отдал свое золото другому? А если это прибыл сам Карлос Пятый?
Но вожди тут же уперлись. Да, они понимали всю заманчивость предложения, но понимали и всю его опасность. Они едва отстояли те немногие права, что почти отобрал Мотекусома, но теперь, если Куа-Утемок сумеет договориться с Карлосом Пятым… у него будет слишком уж большой вес. Война их пугала куда как меньше.
— Ты, что — христианство задумал принять, — осадил Куа-Утемока Верховный судья. — Так и рвешься повстречаться…
— Мы тебя любим, Куа-Утемок, — поддержал судью новый Повелитель Дротиков, — но не пытайся превзойти своего дядю Мотекусому. Молод ты еще… А кастилан мы и так убьем — к тому все идет.
Куа-Утемок досадливо цокнул языком, свернул рисунки, и спустя полчаса сделал так, как сделал бы Мотекусома: отправил парламентеров без одобрения Тлатокана. И спустя четыре дня узнал, что охрана Малинче убила их всех — даже без попытки узнать, зачем их прислали.
Что ж, это тоже был ответ, и Куа-Утемок сразу же атаковал. Сначала — в Чалько, а когда мертвецы перебросили туда свои отряды, — в третий раз за последние несколько недель поджог строящиеся бригантины. С какой бы целью не прибыло новое начальство, такие вещи ему нравиться не должны.
Кортес понял намек верно и, забрав 8000 человек у принявших его веру вождей, двинулся на Шочимилько. Выглядеть битым в глазах приехавших он совершенно не хотел. И тут же попал в ловушку.
Сначала Куа-Утемок заманил его в места напрочь лишенные воды, так что кастилане вынуждены были есть кактусы, а затем атаковал, и раненый в голову Кортес, едва не попал в плен и еле ушел — с жуткими потерями.
Куа-Утемок снова выслал человека с требованием переговоров с прибывшим начальством. И Кортес опять убил парламентера. И вот тогда пришла пора мешиканского флота.
Куа-Утемок выслал две тысячи пирог озером и восемь тысяч воинов — берегом, и кастилане после первой же стычки дрогнули, бросили не только награбленное, но даже собственную поклажу, и побежали — во главе с Кортесом. А двух его личных конюхов Куа-Утемок с удовольствием передал жрецам — для Тлалока. И едва обоим вырвали сердца, полил такой дождь, что сомнений не оставалось, — боги его услышали.
* * *Едва ливень иссяк, и на просветлевшем небе показалось солнце, перевязанный тряпками Кортес со стонами водрузил на пробитую голову шлем и прошел в дом, выделенный прибывшему из Кастилии Королевскому казначею.
— Не желаете увидеть отличный пейзаж, сеньор Альдерете? — превозмогая тошноту, поинтересовался он.
Казначей бросил на него умный и несколько критический взгляд.
— Охотно.
Хулиан де Альдерете давно уже стремился к этому разговору, но сеньор Эрнан Кортес все время воевал, и времени все как-то не находилось.
Кортес подал знак пажу Ортегилье и двинулся вперед по широкой, гладкой мостовой.
— Вы отвергли мои дары, сеньор Альдерете, — вполголоса произнес он. — Почему? Они были сделаны от чистого сердца.
— Дары как приходят, так и уходят, — усмехнулся казначей, — а служба Его Величеству остается.
«Мало предложил», — понял Кортес.
— Его Величество не останется внакладе, — тут же заверил он. — И едва я войду в Мешико…
— Вы входили в Мешико уже дважды, сеньор Кортес, — внезапно оборвал его казначей, — а Его Величество все еще ничего не получил.
Кортес поморщился, но тут же взял себя в руки.
— Вот здешняя мечеть, — указал он в сторону пирамиды, — не желаете пройти наверх и осмотреть окрестности, сеньор Альдерете?
Казначей кивнул.
— Я вас уверяю, — заново начал Кортес, — что если бы не повороты военной фортуны…
Казначей поставил ногу на первую ступеньку и повернулся к нему.
— Под военной фортуной вы, вероятно, понимаете покупку четырех набитых оружием и солдатами каравелл? Кстати, на какие деньги вы все это приобрели?
Кортес отвел глаза. В своем письме Карлу Пятому он пожаловался, что все золото пришлось бросить в Мешико. И объяснить, откуда взялись деньги на покупку оружия и вербовку солдат, было непросто.
— Может, те солдаты, что рассказали мне об успешном выносе королевской пятины из Мешико, не лгут? — усмехнулся казначей. — Сколько там было, сеньор Кортес?
Кортес поперхнулся и закашлялся. Невидимая, тянущаяся еще с Кубы петля снова захлестнула его горло.
— Половина, — выдохнул он.
— Что — половина? — не понял казначей.
— Половина всего, что у меня есть, — ваша, — с трудом проговорил Кортес, — и вы больше не будете задавать мне вопросов о Королевской пятине.
Казначей усмехнулся и начал подниматься по лестнице высоченной пирамиды. Кортес досадливо крякнул и, превозмогая жуткую боль в пробитой голове, принялся подниматься вслед. Он знал эту паучью породу, — пока все не высосет, не отстанет, и — Бог мой! — с каким наслаждением он вонзил бы в него лезвие — туда, в самую глубь гнилых кишок…
— Где вы там? — бодро окликнул его сверху сытый, выспавшийся казначей. — Здесь и впрямь превосходный вид!
Кортес преодолел тошноту, из последних сил поднялся на плоскую площадку на самой вершине и — не выдержал — застонал. Площадка была забита людьми: в центре — приехавший торговать индульгенциями толстый францисканец брат Педро Мелгарехо де Урреа, а вокруг свежие, только что прибывшие солдатики. И они уже шумно приветствовали Кортеса — героя и покорителя.
