Андрей Степаненко - Великий мертвый
— В том числе и через Истапалапан… — вслух повторил он.
— Истапалапан? — обрадовались тлашкальцы. — Очень хорошо. Ты умный, Малинче. Давай Истапалапан ограбим!
Кортес удовлетворенно хмыкнул, — отрезать Итапалапан от столицы это было бы неплохо, — и повернулся к Ортегилье.
— Собирай капитанов. Мы выступаем.
А спустя два часа, переговорив с капитанами, он уже обратился к солдатам.
— Друзья! Вы все знаете, сколь виноват город Истапалапан перед нами.
Солдаты взволнованно загудели.
— Ни для кого не секрет, — продолжил Кортес, — что их воины досаждали нам во время выхода из Мешико, а в их мечетях и поныне лежат останки наших братьев и коней.
— Даешь Истапалапан! — выкрикнул Берналь Диас.
Кортес улыбнулся, но тут же сам себя одернул и посерьезнел.
— Этот языческий город следует примерно наказать! Но при одном условии: никакого богохульства! Никаких мне этих виселиц на тринадцать персон! Две-три — пожалуйста, но не тринадцать же! Мы воины, а не колдуны!
Войско недовольно загудело.
— А кто этого еще не понял… — поднял брови Кортес, — прошу подойти к нашим святым отцам. Они вам все объяснят лучше, чем я, — и про инквизицию тоже…
Солдаты мгновенно притихли.
— В добрый путь, христиане! — широко улыбнулся Кортес. — С Богом!
* * *За ходом операции по сдаче Истапалапана Куа-Утемок наблюдал с борта простой солдатской пироги — лично. Именно для этой операции стоящий на сваях и связанный множеством каналов с обоими озерами город подходил, как нельзя лучше. К сожалению, хитрый Малинче вывел далеко не всех своих солдат, и впереди сплошной волной, как всегда, шли тлашкальцы. И поначалу небольшие, но отборные отряды мешиков как бы сражались, а затем, как бы напуганные огромным числом врага, стали планомерно отступать.
— В пироги! В пироги! — покрикивали командиры. — И в камыши! Быстрее!
— Нас хоть не перевернет? — рассмеявшись, повернулся Куа-Утемок.
Гребцы по обычаю мгновенно опустили глаза перед взором Великого Тлатоани.
— Нет, Великий Тлатоани, — за всех ответил старший. — Носом развернемся.
— Тогда, пожалуй, пора начинать… — пробормотал Куа-Утемок, внимательно рассматривая входящих в город кастилан. — Еще немного… еще… Пора!
Сидящий на корме сигнальщик поднял флажок, и на самой высокой пирамиде города поднялся точно такой же, подавая сигнал тем, кто уже несколько дней подряд готовил самое главное звено операции. И тогда раздался этот гул.
— О-о! Пошла! — счастливо крикнул Куа-Утемок и ухватился за борт пироги.
Уже расслышавшие гул, уже видящие, что город совершенно пуст, и они в нем одни, но так и не понявшие, что это, кастилане испуганно завертели шеями.
— Вот она! — охнул кто-то. — Мамочка моя!
И в следующий миг весь город накрыла огромная, в два человеческих роста выпущенная сквозь открытую в нескольких местах дамбу волна. Она шла, захлестывая дома и пруды, улицы и стадионы, храмы и дворцы…
Пирогу качнуло, и Куа-Утемок почуял, как она мигом взлетела вверх, и вцепился в борт обеими руками.
— А-а-а! — дружно заорали гребцы.
— Ровней! Ровней держи! — рявкнул старший.
И лишь Куа-Утемок, не отрываясь ни на миг, смотрел, как шедших впереди тлашкальцев сметает и сбрасывает в озеро — сотнями, а затем и тысячами.
— Великий Уицилопочтли! — закричал он. — Помоги! Больше ничего не надо, только убей их всех!
И в следующий миг огромная волна дошла и до кастилан. Ударила, сбила с ног и потащила по широкой центральной улице — прямо к озеру.
— Приготовиться! — отчаянно заорал Куа-Утемок.
Белый от ужаса, словно кастиланин, сигнальщик выбросил флажок означающий «Приготовиться», и точно такой же флажок появился на самой высокой пирамиде. Куа-Утемок замер и досадливо стукнул себя в лоб. Кастилане слишком быстро сориентировались, и большая часть уже сумела зацепиться за деревья и кровли домов. А ушедшая в соседнее озеро волна уже спадала.
— Начали! — яростно приказал он сигнальщику. — Немедленно! Пироги в атаку!
И вот тогда только что позорно бежавшие от врага на пирогах отборные отряды, подбадривая друг друга криками и дружно гребя веслами, начали входить в город.
— Отправляетесь обратно в ад! — кричали мужчины.
И сгрудившиеся на крышах кастилане тщетно щелкали вмиг размокшими тетивами своих железных луков.
— И заберите с собой ваших богов и ваши болезни!
И повисшие на деревьях, словно мокрые птицы, кастилане тщетно колдовали над вымокшим зельем своих Громовых Труб.
А расплата все приближалась и приближалась — с каждым новым гребком разукрашенных в боевые цвета мужчин.
* * *Кортес, даже вырвавшись из этого кошмара, долго не мог поверить, что смерть прошла стороной. А тем временем Куа-Утемок действовал точно и планомерно, продолжая вывозить с полей маис и оставляя кастильцам лишь обезлюдевшие города и пустые зернохранилища.
Дошло до того, что Кортес был вынужден свернуть даже постройку бригантин и заняться главным — поисками еды. Днями и ночами его отряды объезжали поля, пытаясь отстоять в преддверии зимы хоть сколько-нибудь провианта.
И только оспа, да слухи о том, что кастилан отказались взять даже духи озера, по-прежнему работали на него. И новые, отчаянно боящиеся умереть от язв и колотья в боку вожди принимали христианство. И в каждом покорившемся городе возникал новый храм с новым идолом — в характерном кастильском шлеме, бородатым и остроносым.
Кортес попросил совета у духовника армады брата Бартоломе, но тот жутко перепугался, и в результате расследованием пришлось заниматься падре Хуану Диасу. И вывод святого отца был весьма удручающий: по всей Новой Кастилии со скоростью оспы распространялся новый языческий культ — не менее кровавый, чем предыдущие.
Согласно новым «священным писаниям», Пернатый Змей, он же Топиль-цин Се Акатль Накшитль — белый, бородатый и четвероногий Бог, прибывший в год Тростника, был очень добр, однако неуклонно вел мир к Апокалипсису через войны, мор и голод. Он велел жить с одной женой до самой смерти, хотя сам, ввиду своей божественной природы, мог иметь столько женщин, сколько хотел. Любил золото и люто ненавидел Уицилопочтли, а потому запрещал приносить ему в жертву воинов, — правда, только воинов.
И в храмы понесли золото, а на алтарях появились девочки, еще не познавшие мужа, — как раз такие, каких особенно любил «Пернатый Змей», тысячами вывозивший их на Кубинские рудники и Ямайские плантации.
— Что делать? — в отчаянии спрашивал святых отцов Кортес. — А вдруг сюда Королевские аудиторы нагрянут?
