Вера Космолинская - Драконье царство
Но кто знает, что именно интерпретирует в подобное моя память. Всего лишь какое-то раннее переживание. Насколько раннее на самом деле? И разве в детстве мы кажемся себе детьми? Мы ведь были «с самого начала», а потом уже стали появляться все остальные. Какое-то время я точно был уверен, что я старше моей бабушки. Сознание, как будто, функционировало самым привычным образом. Только информации катастрофически не хватало, и оттого возникали самые странные гипотезы.
Так что, несмотря на это вполне яркое «воспоминание», я все же не уверен в существовании каких-то прошлых жизней. Хотя, если рассматривать мир как огромный компьютер, а нас, как информацию, которая может перемещаться с носителя на носитель… Но это всего лишь поэтическое допущение, пока не доказано, что «атомы можно увидеть», а «электричество — пустить по проводам и заставить его светить круглосуточно». И в отличие от доказанных вещей, это может навсегда остаться одной из «странных гипотез» — бесчисленных химер и утопий.
— И раз ты знаешь лучше меня, расскажи мне. Я действительно был один? Или усомнись во мне. Потому что, что значит «твой ум подобен моему»? На самом деле сходство, или только желание, чтобы это было так, потому что это нам понятно, или потому что каким-то образом тешит самолюбие.
— Ты думаешь, что это может как-то тешить самолюбие?!.. — Моргейза вспыхнула, и мне показалось, что я впервые вижу, как она делает это из искреннего смущения.
— Какое иное может быть доказательство, что я это я? Да, я появился так удобно и вовремя, из ниоткуда, как будто это было подстроено. И даже вытащил меч из алтаря. Не потому, что это была магия, и не потому, что я знал секрет, как его спрятали, который открыли бы только тому, у кого есть на это право. Я просто догадался. В самом деле. Но видишь ли, что произошло еще — Мордред тоже нашел свой меч не просто так. И его история ничуть не менее волшебна, чем моя. А может быть, более.
— Но именно тебя в детстве воспитывал Эктор. Разве ты в самом деле ничего не помнишь?
— Ничегошеньки из этого. А вот Мордред, может быть, помнит.
— Прости меня… — хрипловато выдавил Мордред, и в глубине его голоса боль мешалась с гневом. Хотя они с Моргейзой оба еще проявляли терпение, чувствуя, что на самом деле, что бы я ни говорил, я отношусь к ним по-доброму и действительно хочу сказать в итоге что-то важное или заставить их относиться друг к другу правильно. Моргейза, похоже, искренне сожалела о том, что принялась поправлять меня, наставляя, чего не нужно делать. Но если бы она этого не сделала, все вышло бы не так. Не за что было бы зацепиться, чтобы расшевелить их и все перевернуть, оставить не равнодушными. Все было к лучшему, и наверное, они это даже чувствовали, хотя очень сомневались в своих чувствах. Никогда они не были так близки к тому, чтобы почувствовать друг с другом какое-то родство. — Я не могу больше это слушать.
— Можешь. И можешь вспомнить медведя. Ты его уже вспоминаешь, но тебе кажется, что это только фантазии, отголоски услышанной сказки.
— В самом деле, Моргейза — как он оказался в Корнуолле? Кадор велел, чтобы его доставили туда, верно? Последняя часть пути была морем. А корабль разбился. Вы знали. Но никто не видел его мертвого тела, по крайней мере, чтобы убедиться, что это действительно он. И вы предполагали, что он может быть жив. Скорее всего — нет, или скорее всего — потерян навсегда. Но возможность того, что он найдется — всегда существовала.
Моргейза была в ужасе. Только что волосы не шевелились на манер змей Горгоны. Но она все еще мне верила, потому что я хотел этого и давал понять всеми способами, какими мог, включая даже и слова, как бы с этим ни расходилось их содержание.
— Спокойно, Мордред. — Я резко предупреждающе повернулся к нему, хотя он тоже стоял застывшим. — Никто не хотел твоей смерти. По крайней мере, сразу. Но да — родня твоей матери хотела влиять на тебя. Ты можешь осудить их за это?
Мордред и слова-то не мог сказать, не то чтобы кого-то осуждать.
— Почему ты все время говоришь «он»?! — в отчаянии воскликнула Моргейза.
— Потому что именно он помнит медведя! Верно, Мордред?! Ты помнишь медведя, с которым вы играли — потому что он был ручным! И ты помнишь людей в ярких одеждах, потому что это были бродячие актеры. Ты помнишь их на самом деле и они тебе не снились. И ты по праву вытащил меч из разбитого «громом» камня.
— Но это был совсем не тот меч, — пролепетал позеленевший Мордред.
— Неважно, каким он был. Важно, каким он будет! Меч делает короля королем, или король делает меч королевским?
Под моим агрессивно-эмоциональным напором Мордред начал задыхаться. Кроме того, думаю, он действительно начал вспоминать — я ведь из него это буквально выколачивал. И это не могло не сказаться на нем буквально физически. Если он забыл не просто с течением времени, а под влиянием какого-то стресса — и чем не подойдет тут если не медведь, то разбившая корабль буря? Может быть — почти утопление.
— Но Мерлин! — воскликнула Моргейза. — Он прибыл вскоре вслед за тобой. Разве он не сказал тебе, как все произошло?! — Мордред посмотрел на Моргейзу с надеждой и перевел опасливый вопросительный взгляд на меня, прежде чем собраться по-настоящему свалиться с ног. — И разве все на свете звезды и знаки не подтвердили, что это должен быть ты?!
— Подтвердили, — неожиданно легко согласился я. И услышал, как они оба дружно выдохнули. Значит — я просто издевался… — Но все это не значит, что медведь когда-то унес именно меня.
Несколько секунд гробовой тишины.
— То есть… — проговорила Моргейза. — Все в порядке… Ты — сын Утера. И наверное, даже моей матери… Но на воспитание Эктору отдали не тебя…
— Правильно, — кивнул я — на воспитание Эктору отдали не меня.
— Но у тебя все равно та же кровь, те же права, и сами боги сказали тебе, как достать меч! Вот что на самом деле значит «догадаться»! — твердо сказала Моргейза. — Они дали тебе в спутники адскую гончую, странных друзей-героев и самого Мерлина. А мы… — она помолчала, — сами лишили себя права наследовать Утеру и Игрейн, когда похитили Артура. И боги послали бурю, и он был потерян для всех нас…
Сбоку послышался какой-то шум. Я вовремя успел повернуться и заметить, что Мордред уже падает. Как-то медленно и неуверенно, но тем не менее. Я решительно схватил его за шиворот и оттащил в кресло. У меня все было продумано — я уже приметил его раньше. Мордред был пока не в обмороке. Ему просто было нехорошо.
— Моргейза! У тебя же есть вода, правильно?
— У меня есть и вино… — растерянно предложила Моргейза.
