Александр Дюма - Три мушкетера. Часть 1
— Это еще не причина, чтобы играть на мой алмаз, — возразил д'Артаньян, судорожно сжимая руку.
— Выслушайте же конец. Десять ставок по сто пистолей каждая, за десять ходов, без права на отыгрыш. На тринадцатом ходу я проиграл все. На тринадцатом ударе — число тринадцать всегда было для меня роковым. Как раз тринадцатого июля…
— К черту! — крикнул д'Артаньян, вставая из-за стола. Сегодняшняя история заставила его забыть о вчерашней.
— Терпение, — сказал Атос. — У меня был свой план. Англичанин — чудак. Я видел утром, как он разговаривал с Гримо, и Гримо сообщил мне, что англичанин предложил ему поступить к нему в услужение. И вот я играю с ним на Гримо, на безмолвного Гримо, разделенного на десять ставок.
— Вот это ловко! — сказал д'Артаньян, невольно разражаясь смехом.
— На Гримо, самого Гримо, слышите? И вот благодаря десяти ставкам Гримо, который и весь-то не стоит одного дукатона, я отыграл алмаз. Скажите после этого, что упорство — не добродетель!
— Клянусь честью, это очень забавно! — с облегчением вскричал д'Артаньян, держась за бока от смеха.
— Вы, конечно, понимаете, что, чувствуя себя в ударе, я сейчас же снова начал играть на алмаз.
— Ах, вот что! — сказал д'Артаньян, лицо которого снова омрачилось.
— Я отыграл ваше седло, потом вашу лошадь, потом свое седло, потом свою лошадь, потом опять проиграл. Короче говоря, я снова поймал ваше седло, потом свое. Вот как обстоит дело. Это был великолепный ход, и я остановился на нем.
Д'Артаньян вздохнул так, словно у него свалился с плеч весь трактир.
— Так, значит, алмаз остается в моем распоряжении? — робко спросил он.
— В полном вашем распоряжении, любезный друг, и вдобавок седла наших Буцефалов.
— Да на что нам седла без лошадей?
— У меня есть на этот счет одна идея.
— Атос, вы пугаете меня!
— Послушайте, вы, кажется, давно не играли, д'Артаньян?
— И не имею ни малейшей охоты играть.
— Не зарекайтесь. Итак, говорю я, вы давно не играли, и следовательно, вам должно везти.
— Предположим! Что дальше?
— Дальше? Англичанин со своим спутником еще здесь. Я заметил, что он очень сожалеет о седлах. Вы же, по-видимому, очень дорожите своей лошадью… На вашем месте я поставил бы седло против лошади.
— Но он не согласится играть на одно седло.
— Поставьте оба, черт побери! Я не такой себялюбец, как вы.
— Вы бы пошли на это? — нерешительно сказал д'Артаньян, помимо воли заражаясь его уверенностью.
— Клянусь честью, на один-единственный ход.
— Но, видите ли, потеряв лошадей, мне чрезвычайно важно сохранить хотя бы седла.
— В таком случае поставьте свой алмаз.
— О, это другое дело! Никогда в жизни!
— Черт возьми! — сказал Атос. — Я бы предложил вам поставить Планше, но, так как нечто подобное уже имело место, англичанин, пожалуй, не согласится.
— Знаете что, любезный Атос? — сказал д'Артаньян.
— Я решительно предпочитаю ничем не рисковать.
— Жаль, — холодно сказал Атос. — Англичанин набит пистолями. О, господи, да решитесь же на один ход! Один ход — это минутное дело.
— А если я проиграю?
— Вы выиграете.
— Ну, а если проиграю?
— Что ж, отдадите седла.
— Ну, куда ни шло — один ход! — сказал д'Артаньян.
Атос отправился на поиски англичанина и нашел его в конюшне: тот с вожделением разглядывал седла. Случай был удобный. Атос предложил свои условия: два седла против одной лошади или ста пистолей — на выбор. Англичанин быстро подсчитал: два седла стоили вместе триста пистолей. Он охотно согласился.
Д'Артаньян, дрожа, бросил кости — выпало три очка; его бледность испугала Атоса, и он ограничился тем, что сказал:
— Неважный ход, приятель… Вы, сударь, получите лошадей с полной сбруей.
Торжествующий англичанин даже не потрудился смешать кости; его уверенность в победе была так велика, что он бросил их на стол не глядя.
Д'Артаньян отвернулся, чтобы скрыть досаду.
— Вот так штука, — как всегда, спокойно проговорил Атос. — Какой необыкновенный ход! Я видел его всего четыре раза за всю мою жизнь: два очка!
Англичанин обернулся и онемел от изумления; д'Артаньян обернулся и онемел от радости.
— Да, — продолжал Атос, — всего четыре раза: один раз у господина де Креки, другой раз у меня, в моем замке в… словом, тогда, когда у меня был замок; третий раз у господина де Тревиля, когда он поразил всех нас; и, наконец, четвертый раз в кабачке, где я метал сам и проиграл тогда сто луидоров и ужин.
— Итак, господин д'Артаньян, вы берете свою лошадь обратно? — спросил англичанин.
— Разумеется, — ответил д'Артаньян.
— Значит, отыграться я не смогу?
— Мы условились не отыгрываться, припомните сами.
— Это правда, лошадь будет передана вашему слуге.
— Одну минутку, — сказал Атос. — С вашего разрешения, сударь, я хочу сказать моему приятелю несколько слов.
— Прошу вас.
Атос отвел д'Артаньяна в сторону.
— Ну, искуситель, — сказал д'Артаньян, — чего еще ты хочешь? Чтобы я продолжал играть, не так ли?
— Нет, я хочу, чтобы вы подумали.
— О чем?
— Вы хотите взять обратно лошадь, так ведь?
— Разумеется.
— Вы сделаете ошибку. Я взял бы сто пистолей. Вам ведь известно, что вы ставили седла против лошади или ста пистолей — на выбор?
— Да.
— Я взял бы сто пистолей.
— Ну а я возьму лошадь.
— Повторяю: вы сделаете ошибку. Что станем мы делать с одной лошадью на двоих? Не смогу же я сидеть сзади вас — мы были бы похожи на двух сыновей Эймоая, потерявших своих братьев. Вы не захотите также обидеть меня, гарцуя рядом со мной на этом великолепном боевом коне. Я не колеблясь взял бы сто пистолей. Чтобы добраться до Парижа, нам нужны деньги.
— Я дорожу этой лошадью, Атос.
— И напрасно, друг мой: лошадь может споткнуться и вывихнуть себе ногу, она может облысеть на коленях, может поесть из яслей, из которых ела сапная лошадь, и вот она пропала или, вернее, пропали сто пистолей.
Хозяин должен кормить свою лошадь, в то время как сто пистолей, напротив, кормят своего хозяина.
— Но на чем мы поедем домой?
— На лошадях наших лакеев, черт побери! По нашему виду всякий и так поймет, что мы не простые люди.
— Хорош у нас будет вид на этих клячах рядом с Арамисом и Портосом, которые будут красоваться на своих скакунах!
— С Арамисом и Портосом! — вскричал Атос и расхохотался.
— В чем дело? — спросил д'Артаньян, не понимавший причины веселости своего друга.
— Нет, ничего, продолжим нашу беседу, — сказал Атос.
