Бен Кейн - Забытый легион
Ромул с интересом всмотрелся в глинобитные лачуги.
— Откуда ты знаешь?
— Видишь этот храм? — Тарквиний указал рукой. — Колонны у него дорические, и видны статуи греческих богов. К тому же мы переправлялись через реку в том же месте, где и Македонский лев. Это отмечено на моей карте.
Ромул широко улыбнулся, представив себе могучих гоплитов, творивших некогда историю. Эти воины дошли до края света и вернулись обратно. Похоже, решил он, что у них под командованием Красса есть шанс повторить этот подвиг.
— Красс не ровня Александру, — мрачно сказал Таркваний. — Слишком уж самонадеян. И не обладает настоящее интуицией.
— Даже лучшие полководцы допускают ошибки, — возразил Ромул, хорошо запомнивший рассказы Котты. — Александр тоже дрогнул перед индийскими слонами.
— Но Красс допустил роковую ошибку еще до начала войны. — Этруск улыбнулся. — В пустыне удаляться от реки — просто безумие.
Ромула с новой силой одолело беспокойство по поводу дурных предзнаменований, и он опять обернулся к Тарквинию, но тот лишь пожал плечами.
— Исход кампании еще неясен. Я ничего не могу узнать, пока не будет ветра или облака.
Ромул взглянул в совершенно чистое небо. Воздух был неподвижен.
Тарквиний расхохотался.
Ромул присоединился к нему. А что еще оставалось делать? Пути назад у него не было, впереди ждало неизвестно что, но, несмотря на все это, кровь у него бурлила от предвкушений.
Бренн хранил молчание. Его одолевали печальные мысли о жене и сыне, Коналле и Браке. Ему было жизненно важно знать, что, если ему и суждено умереть в этом знойном аду, его смерть не будет напрасной. Что аллоброги не впустую исчезли с лица земли. Что вся его жизнь не прошла зря.
Вокруг раскинулись террасные поля, орошаемые водой из Евфрата. Возившиеся среди посевов крестьяне испуганно смотрели на пришельцев. Мало кто осмеливался заговорить с ними или хотя бы помахать. При виде тридцати пяти тысяч воинов, которые шли мимо, поднимая громадную тучу пыли, у каждого перехватывало дух. Топот ног заглушал все остальные звуки.
На всех языках мира появление армии такой величины могло означать только одно. Войну.
* * *Полководец ехал на своем любимом вороном коне, под мощной охраной, посреди колонны. Позади шагали трубачи, готовые в любой миг передать приказ. Он сидел в украшенном золотым шитьем седле с изяществом многоопытного наездника, свободно свесив ноги и управляя лошадью одними только поводьями.
— Отличный день для начала войны, — громко произнес он. — Боги благоволят нам.
Старшие офицеры откликнулись одобрительными возгласами. Легионеры-ветераны, окружавшие командиров, шли с совершенно непроницаемыми лицами. У всех достало ума не напоминать о недавних событиях.
Красс обвел окружающих тяжелым взглядом.
«Никому из этих холуев не удастся помешать мне», — зло подумал он.
Его час наконец-то пришел. После того как армия снялась с места, растяпу жреца распяли на кресте возле туши мертвого быка — недвусмысленное напоминание оставшимся авгурам впредь не допускать ошибок. Образ вывалянного в песке сердца он загнал в самые дальние закоулки сознания. Это ничего не значило — скользкие пальцы, только и всего; буря, погубившая столько кораблей, — лишь простая непогода. О происшествии со штандартом в одном из легионов ему еще не донесли.
— Когда Парфия покорится, Сенат непременно почтит тебя невиданным прежде триумфом, — заявил один из трибунов, которому очень захотелось польстить главнокомандующему.
Красс энергично кивнул; ему сразу же представилось, как он, украшенный золотым венком, едет на колеснице по улицам Рима. Наконец-то он сравняется со своими партнерами по триумвирату. Они были соперниками, которых свели вместе лишь обстоятельства, а не дружба, хотя поначалу такой союз и казался хорошей затеей. Впрочем, то, что триумвиры пять лет делили между собой власть, отнюдь не мешало каждому из них постоянно стремиться к преимуществу над остальными. Пока что никто не преуспел, но Крассу выпало больше неудач, чем двум другим.
Из-за интриг Помпея он лишился славы единоличного победителя восставших рабов, вместо заслуженного триумфа ему пришлось довольствоваться всего лишь пешим парадом. Многие годы Красс прожил в тени чужих военных успехов. И это положение жестоко тяготило его. Мало того, что в карьере Помпея было много настоящих успехов, он обладал еще и исключительной способностью присваивать чужие победы.
«Ведь на самом деле Митридата и Тиграна разгромил в Малой Азии Лукулл, — с горечью думал Красс. — А вовсе не этот жирный мерзавец Помпей. Но в Парфии такого не будет. Вся слава будет моей. Только моей».
Его мысли переключились на Юлия Цезаря, который начал с покорения галлов и белгов и сумел заработать на этом большое богатство. Теперь, похоже, притязания Цезаря сделались безграничными. Красс беззвучно выругался. Он допустил большую ошибку, когда так щедро ссужал молодого аристократа деньгами. Его обычная тактика — многих должников он подчинял своей власти тем, что прощал им долги, — с Цезарем полностью провалилась. Тот выплатил весь свой долг, причем сделал это крайне вызывающе: прислал к дому Красса целый караван мулов с деньгами. Это случилось незадолго до того, как Красс отправился в Малую Азию. В сотнях кожаных мешков, навьюченных на животных, содержалось колоссальное богатство, весь долг до последнего сестерция. Крассу ничего не оставалось, как принять деньги. Он поморщился, подумав о том, как Цезарь, который ему в сыновья годился, перехитрил его. Но такого больше не повторится.
«Когда Селевкия падет, никто не сможет отрицать моего превосходства, — думал Красс. — Власть в Риме будет принадлежать мне. Одному».
Кассий Лонгин, опытнейший из его легатов, толкнул пятыми свою лошадь и подъехал поближе к главнокомандующему. На отмеченном несколькими шрамами лице старого воина читалось беспокойство.
— Разреши сказать, Красс.
— В чем дело? — Впрочем, Красс вынудил себя вспомнить о вежливости. Никто из прочих его офицеров не мог сравниться опытностью с этим человеком. Лонгин был ветераном множества войн от Галлии до Северной Африки.
— Я снова насчет Армении.
— Легат, мы ведь уже все решили.
— Я знаю, но…
— Если бы мы послушались совета Артавазда и пошли на север, в Армянские горы, а потом снова на юг, то потратили бы не меньше трех месяцев. — Красс стиснул в кулаках поводья. — А так мы доберемся до Селевкии за четыре недели.
Лонгин помолчал, подбирая слова.
— Странно, что он отказался сопровождать нас, ты не находишь? Царь Армении всегда считался верным союзником.
