Максим Войлошников - Декабрист
В каждый карбас Терехов намеревался посадить по тридцать человек, но необходимость взять припасы заставила его ограничиться двумя дюжинами людей на лодку, в каждую, кроме того, сел и офицер. Сам Терехов уселся в переднюю лодку. Не прошло и получаса, как карбасы отчалили, неся воинскую силу, вдвое превосходящую численность преследуемых. Оставшимся на берегу было велено следовать, сколько можно, вниз по течению, чтобы не дать преследуемым спастись на берегу.
Ломоносов пристально наблюдал за постепенным приближением карбасов. Несмотря на то что их паруса имели большую площадь, чем у преследователей, весла давали очень существенное преимущество на реке. Оставалась надежда, что преследование затянется до темноты, и тогда можно было рискнуть оторваться, плывя ночью. Но до вечера было далеко и рассчитывать на это не следовало.
— Устанавливайте пушку на корме, господин канонир! — сказал Петр Чернякову. Однако помочь не успел: его отвлекла возня у левого борта. Оказалось, что один из орловских дружков, бывший гусар и матрос Яковлев, скрутил господина Медокса.
— Об чем речь тут?
— Пытался перерубить рулевые тяги, господин майор, — по привычке назвал Ломоносова матрос. Это было серьезной диверсией. Без руля судно становилось неуправляемым, и их на первой же отмели или излучине легко настигли бы противники.
— Это для чего? — поинтересовался Петр для проформы.
— Да он и давеча нас подговаривал вас притормозить и обещал за это государственное помилование! — тут же сдал своего пленника бывший гусар.
— Вот так значит? Ну а вы не согласились с этим предложением? Эй, Орлов, поди-ка сюда, брат! — кликнул Петр беглого атамана. — Что тут у тебя за разговоры были с этим господином? — спросил он у подошедшего разбойника.
— С ним-то? — Орлов прищурился. — Да говорил он мне, что помилуют нас, ежели поможем задержать беглых господ. Золотишком казенным обещал поделиться, когда заберут его у вас. Ну, обещать-то всякий может. Ты вот, например, — спасение нам всем обещал. А я вижу, что мы в никуда бежим, и размышляю, значитца… Ваши обещанья одного стоили… — Орлов ощерился усмешкой. — Однако вот корабь я увидал, и все это похерил. Теперь я за тобой в огонь и на дно морское, везде! — Он ударил себя в грудь кулаком.
— Это полный оговор, я англичанин, долго содержавшийся в плену, и вероятно, меня неверно поняли! — запротестовал Медокс.
— Я наблюдал за вами, господин Медокс, и видел, как вы отреагировали, увидев судно! Совсем не похоже на радость. Кто вы такой, черт возьми?! Говорите, или сразу в мешок и за борт!
— Хорошо! Я скажу. Я подневольный человек, бывший узник. Меня освободили из крепости с условием, что я буду агентом господина Бенкендорфа.
— Полицейский шпион!
— У меня не было выхода!
— Почему же вы не попытались пустить судно на волю волн, пока мы еще были на суше?
— Зачем, если золото было уже на борту, под охраной вахтенных? Майор Терехов тогда бы меня не пощадил. Это страшный человек, поверьте. Личный палач императора Николая!
— Вы могли уйти с нами.
— Я хотел в Россию, в Европу…
— Что будем делать с ним, господа? — спросил Ломоносов у окружающих.
— За борт его! — раздались голоса.
— Я поддерживаю эту идею. Но мы не палачи. Доску сюда! Крокодилов на Амуре нет, так что, если вам повезет, вы просто промокнете, господин шпион!
На воду спустили дощечку, и на нее живо высадили господина Медокса. Он лег на доску плашмя, боясь упасть в воду, и через несколько мгновений остался позади судна.
Однако при виде приближающихся карбасов решился-таки привстать и замахал руками, чтобы привлечь к себе внимание. Вот они ближе, еще чуть-чуть продержаться — он чувствует, как тело начинает застывать в амурской воде… Но первая лодка прошла мимо. В ней он узнал хладнокровно усмехнувшегося Терехова. Медокс почувствовал отчаяние и приближение гибели. Однако вторая лодка приостановилась и с нее горе-шпиона выловили из воды. Спасенного поместили под ногами, на банках мест не было. Лодка вновь прибавила ход. Капли воды слетали с концов весел, образуя сверкающие полукруги. Казаки оказались заправскими гребцами.
Спрошенный о своей персоне сотенным есаулом, находившимся на карбасе, он вкратце изложил все случившееся в выгодном для себя свете и закончил свой рассказ описанием того, что успел приметить на судне.
Солнце уже клонилось ближе к закату, когда передовой карбас настиг судно. Он находился всего в двух сотнях саженей, и с носа его взлетел дымок. Над рекой пронесся звук выстрела, и пуля фальконета ударила в планшир на корме — щепы полетели во все стороны.
— Черняков, готовь выстрел! — распорядился Петр. — Всем укрыться за планширом! — Люди присели. Ядро было забито в ствол, орудие нацелено, и Федор исполнительно ждал приказа. Но его все не было. Вот вторично грянул фальконет, уже несколько ближе — тяжелая пуля задела и сотрясла мачту, но повредить ее не смогла.
— Чего ждем, господин майор? — глухо спросил канонир.
— Не хочу напрасно губить русских людей, — ответил Петр. — Одним выстрелом двадцать человек утопим!
— Надо стрелять, иначе возьмут на абордаж — у половины наших нет даже сабель! — сказал Чижов, которому было жалко, как вражеские снаряды разбивают его судно в самом начале пути.
Послышался отдаленный выстрел — пуля со второго фальконета попала в корму ниже ватерлинии. Высунулся матрос Стефансон:
— В корме пробоина, вода поступает в трюм!
— Большая? — отозвался Чижов.
Матрос вместо ответа показал: с полкулака.
— Федор, дай промах! — сказал Ломоносов.
Черняков подвысил ствол, приложил пальник. Ударил выстрел, ядро прошло низко над первой лодкой и подняло невысокий фонтан воды в стороне от второй.
В ответ с первого карбаса грянул залп, несколько слепых пуль прошли над палубой, вскрикнул, хватаясь за раздробленную руку казак Нелюбин, бледнея и опускаясь на палубу (руку позднее пришлось отнять). В ответ с судна прозвучало несколько выстрелов, так же не причинивших беды экипажу карбаса. Но подпоручик Андреев замешкался, оставаясь на ногах, и тут с карбаса раздался резкий выстрел штуцера. Бывший измайловский офицер отлетел прямиком к мачте: меткий выстрел Терехова попал ему прямо в сердце более чем с полутораста саженей!
Тогда вскочил и Ломоносов со своим старым штуцером: расставив ноги, он быстро приложился и тоже выстрелил. На карбасе услышали тупой звук пули, ноги торжествующего Терехова подломились, и он рухнул на банки с пробитой головой.
