Сергей Шведов - Поверженный Рим
– Спаситель пришел! – рявкнул над самым ухом Феона сенатор Пордака, и его ликующий крик был подхвачен всеми присутствующими в подвале людьми.
Разумеется, комит финансов праздновал пришествие божественного посланца вместе со всеми. Тем более что с первого взгляда опознал в рыжем зеленоглазом молодце рекса Аталава. Вождь древингов в свое время немало попортил крови как высокородному Феону, так и божественному Гонорию своими финансовыми претензиями к империи, но в его корыстном подходе к жизни было столько человеческого, что воспринимать благородного Аталава в качестве демона комит категорически отказывался. В конце концов, страсть к золоту присуща скорее людям, чем посланцам Сатаны.
Рекса Аталава и благородную Галлу тут же в подвале облачили в свадебные одежды и только после этого предъявили ликующей толпе. Надо признать, что древинг, обладавший высоким ростом и представительной внешностью, очень хорошо смотрелся в роли божественного посланца и спасителя города Рима. Он обвел соколиным взором бушующее людское море и вскинул руку в приветствии. На чужом языке он говорил очень чисто. Что, впрочем, неудивительно, если учесть, что его матерью была римлянка Ефимия. Феону даже пришла в голову мысль, что этот полуварвар годится в императоры куда больше, чем патрикий Аттал. Правда, ничего существенного Спаситель не сказал. Он всего лишь призвал римлян к спокойствию и повиновению новому императору, божественному Атталу, и пообещал народу хлеба и зрелищ.
Церемония бракосочетания, проведенная епископом Иннокентием в соответствии с христианскими традициями, сильно утомила комита финансов. А возведение префекта Аттала в императорский сан, здесь же в храме, и вовсе показалось ему кощунственным. Тем не менее он вынужден был признать, сиятельный Аттал смотрится в императорском плаще и красных, словно кровью омытых, сапогах ничуть не хуже божественного Гонория.
Добравшись наконец к исходу ночи до ложа, высокородный Феон провалился в сон как в вечность и проснулся только к вечеру, голодным и совершенно разбитым. Раб, присланный сенатором Серпинием, проводил комита финансов к столу, за которым уже собрались едва ли не все участники ночного действа, за исключением разве что женщин. Высокородному Феону, несмотря на головную боль и покалывание в боку, пришлось с ходу вмешаться в спор, который новоиспеченный император Аттал вел с рексом Аталавом. Не то чтобы Аттал считал претензии готов чрезмерными, просто он не был уверен, что божественный Гонорий согласится их удовлетворить.
– Тем хуже для Гонория, – усмехнулся в усы Аталав. – Рекс Валия сдержит свое слово и снимет осаду с Рима. Но если император откажется принять наши условия, ничто не помешает нам вернуться.
И это было чистой правдой. У империи просто нет легионов, способных помешать готам хозяйничать в Италии. Они могли перекрыть подвоз продовольствия не только в Рим, но и в Медиолан, и в Ровену. В этом случае божественному Гонорию пришлось бы на собственной шкуре испытать все прелести осады, едва не ввергшей Рим в безумие.
– Мы поделимся с вами продовольствием, – неохотно откликнулся на слезную просьбу Аттала древинг. – Но вряд ли его хватит римлянам на долгую зиму. Вам придется самим побеспокоиться о снабжении.
– Я уже послал своих людей в Фессалонику и Карфаген, – утешил собравшихся сенатор Пордака. – Думаю, мы сумеем обеспечить город продовольствием, если, конечно, в империи не разразится новая война.
Взоры всех присутствующих при этом обратились на сиятельного Олимпия, которому предстояло уговорить своего сердечного друга, божественного Гонория, согласиться с договоренностями, заключенными в осажденном Риме. И хотя Олимпий заверил древинга, что сделает все от него зависящее, чтобы склонить Гонория к миру с готами, Феон отлично понимал, что добиться этого будет совсем не просто.
– Я думаю, что божественный Гонорий станет сговорчивее, как только армия рекса Валии подойдет к Ровене, – сказал с усмешкой Пордака.
Феон не был в этом уверен, но спорить с хитрым сенатором не стал. В конце концов, для римлян главное сейчас – отправить готов как можно дальше от своего родного города. И они будут лезть из кожи, чтобы убедить варваров покинуть окрестности Рима. А то, что в результате этого исхода будут разорены еще не тронутые войной провинции империи, тому же Пордаке глубоко наплевать.
Глава 8 Рекс Валия
Возвращение посланцев Гонория в Ровену вряд ли можно было назвать триумфальным. Собственно, возвратились только Феон и Олимпий, а комит агентов Перразий остался в Риме помогать сенатору Пордаке расхлебывать последствия долгой осады. Олимпий и Феон готовились к буре, которая неизбежно должна была разразиться в императорском дворце, но действительность превзошла их ожидания. Гонорий, совсем недавно узнавший о смерти старшего брата Аркадия, был взвинчен до предела. И дело тут было не в скорби. Братьев разлучили еще в детстве, и требовать от Гонория громкого плача по поводу кончины близкого родственника, наверное, не следовало. Просто перед Гонорием открылась блестящая возможность стать единоличным правителем огромной империи, подчинив себе обе ее части, не только Западную, но и Восточную. Правда, у божественного Аркадия остался сын, но его вряд ли стоило брать в расчет в силу юного возраста. До Равены дошел слух, что константинопольцы уже отправили посольство к Гонорию, но, узнав об осаде Рима, вернули его с полпути. Что, при сложившихся обстоятельствах, следовало признать разумным шагом. Ибо император, не способный навести порядок в собственном доме, вряд ли вправе претендовать на уважение соседей. Конечно, не все еще было потеряно, и Гонорий, пересилив гнев, сам отправил посольство в Византию. Но вести, пришедшие из Рима, могли разом похоронить все надежды и расчеты Гонория. В Вечном городе объявился еще один император, божественный Аттал, дошедший в своей беспримерной наглости до того, что стал раздавать налево и направо как высшие должности, так и провинции империи.
– Аттал вынужден был уступить требованию черни, – попробовал успокоить Гонория магистр Олимпий, но вызвал только новую волну неистового гнева.
– Вы спутались с исчадьями ада, патрикии, – потрясал кулаками император у самого носа перетрусившего Феона. – Более того, вы отдали им на растерзание мою несчастную сестру.
Положим, Галла Плацидия не выглядела несчастной в объятиях древинга, во всяком случае, так показалось Феону. Скорее, она расцвела, как роза после обильного полива. Однако комит финансов был слишком опытным политиком, чтобы заявлять об этом вслух.
– Твоя сестра, божественный Гонорий, принесла себя в жертву варвару, дабы избавить десятки тысяч римлян от голодной смерти.
