Алла Бегунова - Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Анастасия, завернувшись в кирасирский плащ, стояла за скалой и в короткую подзорную трубу наблюдала за приближением отряда. Час мести наступал, но она не могла сказать, что испытывает бурную радость по этому поводу. Слишком много всего пережила Аржанова за последнее время на полуострове. К тому же служба в секретной канцелярии Ее Величества научила ее хладнокровию и расчетливости. Не личной заслугой почитала бы Флора победу в предстоящей схватке, но — торжеством своей страны, в коем сплавились усилия разных людей.
Медленным шагом, нога за ногу, двигался отряд резидента мухабарата к пункту их особой разметки для стрельбы — молодому дубу с подпиленной, свисающей над колеей вершиной. Первый выстрел прогремел оглушительно, как гром. Произвел его Николай из егерского штуцера с «диоптром». Может быть, Казы-Гирей, седьмой сын знаменитого хана Кырым-Гирея, последнего легендарного героя крымско-татарского народа, смелого воина и отпетого разбойника, никогда не думал, что жизнь так коротка. Однако судьба к нему благоволила. Он погиб на родине, под хрустально-голубым ее небом, на красивейшей горной гряде, в окружении людей, какие слепо ему доверяли.
Пули первого залпа скосили половину турецкого отряда. Остальные, повернув лошадей, кинулись прочь. Кирасиры стреляли им вслед, ранили еще троих, но пятеро удрали, о чем князь Мещерский весьма и весьма сожалел. Он мечтал написать в рапорте про полную ликвидацию шпиона и всех его сообщников.
Эхо от выстрелов больше не перекатывалось среди утесистых скал, ветер унес клочья порохового дыма, две пары ворон, потревоженные боем, вернулись на гнездовья в дубовой роще, а затем полетели к лагерю. Чутье не обмануло птиц. Здесь находилась пожива для них: две убитые лошади лежали на траве. Тела турок кирасиры стаскивали к Бин-Баш-Коба, чтобы на веревках опустить их потом в темный зев, в соседство к страшным черепам прошедших времен.
Аржанова повесила подзорную трубу на плечо за крученый шелковый шнур с кистью и подошла к телу своего заклятого врага.
Подобно взмаху вороньего крыла, коснулась смерть Казы-Гирея. Он не успел даже испугаться. На спокойном, безмятежном лице его теперь проступала восковая желтизна. Лишь круглое отверстие на лбу чернело неумолимо, и Анастасия подумала, что Божье правосудие свершилось. Молодой ее слуга не допускал промахов в стрельбе. В конце концов это становилось главной приметой действий разведовательно-диверсионной группы Флоры в Крыму. Только одна пуля и только в одну, раз и навсегда определенную цель. Так случилось летом прошлого года в крепости Чуфут-Кале, так повторилось здесь, на Чатыр-Даге.
Николай, держа штуцер на плече, подошел к барыне и остановился в нерешительности. Строго говоря, распоряжения сразу поразить насмерть человека, едущего впереди отряда, он от нее не получал. Давеча их высокоблагородие изъяснялись как-то туманно: нейтрализовать.
Но когда в перекрестье «диоптра» возникала нужная цель, Николай ничего не мог с собой поделать. Он наводил ружье именно на голову противника. Нос, брови, лоб виделись ему пространством магического треугольника, который обязательно притянет пулю в собственный центр. Кое-какие изменения ему пришлось внести при наводке штуцера лишь на шаткой палубе «Хотина», и он попал турецкому капитану в висок.
Морская баталия, однако, разочаровала девятнадцатилетнего стрелка. Она не дала убедительных доказательств точного выстрела. В ужасной суете на пиратском паруснике затерялся тот человек коричневого цвета кожи, в бархатной короткой куртке, широких атласных шароварах, малиновой феске и с дымящимся пистолетом в руке. Нечего было Николаю обсуждать с Анастасией Петровной, не довелось услышать ее похвал, а также по ее разрешению выбрать себе награду.
— Кончено дело… — в задумчивости произнесла Аржанова, глядя на бездыханное тело резидента мухабарата.
— Очень трудно прицеливаться было, — словно бы оправдываясь, ответил ей Николай.
— Почему?
— Дак каменья острые на скале…
— Ну и ладно, — она решила его утешить. — Зато результат есть.
— Стало быть, вы, матушка-барыня, довольны?
— Конечно. Лучшего и желать нельзя.
Николай с облегчением улыбнулся, поставил штуцер прикладом на землю и пустился в объяснения:
— Пульку-то я не в тряпочку нынче завернул, а в кусочек кожи. Тонкая кожа, от старых лайковых перчаток, что вы отдали… Случай особливый. Промаха дать нельзя. Потому забивал заряд дольше. Кожа тормозила. Но прилегание к стволу лучше и вращение пули — тако ж…
— Ты — молодец! — похвалила она. — Какую награду желаешь?
— Не знаю, ваше высокоблагородие, — скромно потупился он.
— Может быть, кинжал?
Аржанова наклонилась и достала из-за пояса Казы-Гирея короткий и кривой кинжал-«бебут», взвесила его на руке. Памятная для нее то была вещица. Своим «бебутом» татарин когда-то грозил русской путешественнице в караван-cape при деревне Джамчи и разрезал на ней рубашку, нанеся ранение груди, шрам от которого остался на всю жизнь.
Она вынула клинок из ножен и провела по острию его пальцем. Характерный для булата рисунок проступал на металле. Рукоять, довольно массивную, украшали две плашки из красного дерева с инкрустацией. Совсем недешево стоил кинжал двоюродного брата светлейшего хана.
Николай равнодушно рассматривал «бебут». Холодное оружие его не прельщало. Всем сердцем он любил механизмы с боевой пружиной, курком, огнивом, медной затравочной полкой, граненым стволом, соединенным с прикладом хвостовиком и стальным винтом. Но такое изделие — егерский унтер-офицерский штуцер ручной сборки Тульского оружейного завода — Анастасия Петровна ему уже подарила. Чего еще желать доброму молодцу?
Впрочем, кое-какие неясные и отдаленные желания у него имелись. Николаю наступал двадцатый год, и Глафира, посматривая на сына, все чаще заговаривала о женитьбе. Только их беспрестанные передвижения по полуострову делали это намерение горничной малоосуществимым. Не татарскую же или караимскую девушку брать в жены требуется, а настоящую русскую, дабы породы не портить. На подобные рассуждения матери Николай ничего не отвечал. Гвоздем у него в памяти сидела та поездка из Бахчисарая в Керчь, когда вдвоем с Анастасией Петровной очутились они в крытой арбе и отстреливались от разбойников. Почти касаясь его плеча своим плечом, сидела рядом с ним барыня, сжимала в руках карабин и шептала: «Нет, Коля, нет, еще рано. Еще подождем… Надо ведь бить наверняка, иначе мы пропали… Вот они, поганцы… Все! Теперь, голубчик, смотри не промахнись!»
Выстрелили они одновременно. Но прежде, чем блеснули искры от огнива и вспыхнул затравочный порох, заполняя арбу едким дымом, в одну секунду с невероятной остротой почувствовал он запах ее духов, пряный и волнующий. Впервые подумал о ней, что красива она и недоступна…
