Евгений Шалашов - Десятый самозванец
— Ты мне так и не ответил! Почему ты не учишь меня итальянскому?
— Не хочу, потому что учить тебя должен не русский, который плохо знает итальянский и еще хуже — немецкий, — уже в который раз объяснял Тимофей.
— Я бы не сказала, что ты плохо знаешь немецкий. Правда, твой чудовищный русский акцент…
— Вот-вот, — поддакнул Акундинов. — И еще то, что думаю-то я на русском языке. Если я буду учить тебя итальянскому, мне понадобится вначале вспоминать, как это слово звучит на русском. Потом переводить на немецкий… В общем, — заключил он, — ничего хорошего.
— Странно, что ты такой способный к языкам, — сказала вдруг девушка, проведя рукою по спине Тимофея. — Помнится, когда тебя привезли из Нарвы, ты знал лишь с десяток слов.
При воспоминании о Нарве Тимофея передернуло.
— Н-ну, чего не сделаешь, если очень надо, — промямлил он. — Нужда заставит калачи есть.
Последнюю фразу он сказал по-русски, не сумев найти подходящей к этому случаю немецкой.
— Мне говорили, что ты пишешь стихи? — лукаво спросила Кристина. — Это так?
— Н-ну, — скривился Тимофей. — Не такие, что дамам нравятся…
— Это ты напрасно, — сказала девушка, и, как показалось Тимохе, — искренне. — Я читала одно:
И я, как юноша Давид, шел по своей юдоли,
Нес камни для пращи в пастушеском тоболе…
— Интересное сравнение, — заметила Кристина. — Ты называешь царя Алексея Голиафом, а себя — Давидом… Думаешь, тебе удастся сразить своего соперника?
В переводе с русского на немецкий получилось немного по-другому. Но суть Кристина уловила.
— С Божией помощью, — кротко ответил Тимофей и собрался уж было поговорить и о другой помощи, но девушка вдруг перевела разговор:
— Я попросила дядюшку назначить в Нарву другого коменданта.
— А он? — заинтересовался Акундинов.
— Сказал, что целиком согласен со мной. Во-первых, — принялась перечислять она, — не стоит потакать какому-то русскому дьяку, пусть он и имеет на руках письмо царя…
— В котором царь требует моей выдачи… — грустно улыбнулся Тимофей.
— Не перебивай! — неожиданно жестко сказала девушка, но спохватилась и, принимаясь целовать Акундинова, попросила: — Ой, прости меня…
— Ладно, — примирительно улыбнулся тот. — А что во-вторых?
— Во-вторых, ты прибыл в Швецию, имея письмо от герцога Рокоци, властителя Трансильвании. И, как на посланника одной августейшей особы к другой, на тебя распространяется дипломатический иммунитет.
— Эх, какая же ты умная! — в который раз восхитился Тимофей, принимаясь целовать девушку и одновременно начиная ласкать ее плечи и грудь…
Она попыталась сделать вид, что отбивается, но вышло как-то неуверенно.
— Мне уже пора… Скоро горничные придут…
— Ничего, подождут! — уверенно сказал Тимофей, снимая с нее тонкую сорочку из французского батиста, расшитую нежнейшими фламандскими кружевами…
— Какой ты неистовый, — сладко вздохнула Кристина через полчаса, уютно устроившись на его плече. — Среди твоих предков не было викингов?
— А Рюрик? — слегка удивился Акундинов. — Ведь он же родоначальник наш.
— Точно, — хлопнула девушка себя по лбу. — Как же я забыла? Ну, с тобой еще не то забудешь…
Взгляд девушки упал на высокие часы, стоявшие в ногах кровати, и она прямо-таки подскочила на месте, спрыгнула и принялась одеваться, лихорадочно собирая разбросанную по полу одежду.
Через несколько минут раздался стук в дверь и без разрешения на пороге появились две горничные. Они сделали вид, что не заметили лежавшего в постели мужчину, а сразу же стали помогать Кристине — подтягивать чулки, шнуровать платье, поправлять сбившуюся прическу и накладывать стертые белила и румяна.
Тимофей, наблюдая за туалетом, только удивлялся. Даже не верилось, что еще несколько минут назад она лежала под ним и стонала, изгибаясь дугой, перемежая нежные шведские и немецкие слова с такими, которые нельзя повторять даже в мужском обществе. Кристина теперь выглядела не на свои двадцать пять лет, а значительно старше. Сразу же стала как-то величественней, значительней и… недоступней, прямо как статуя языческой Минервы, виденной им в Италии. Впрочем, а как же еще должна выглядеть Христиана-Августа — королева Швеции?
Глядя на нее, уже и не скажешь, что несколько минут назад ты был с ней в постели, а королева делала все то же самое, что и любая деревенская девка на сеновале!
— Я — скоро, — кивнула королева с порога и, не потрудившись объяснить своему любовнику — куда она пошла и зачем, вышла.
Оставшись один, Тимофей полежал еще немного, размышляя о насущном. Разумеется, быть фаворитом королевы — замечательно. Только надолго ли? И то, что Швеция не даст ему ни одного солдата, было высказано не самой королевой, но ее правой (а также левой) рукой — так называемым дядюшкой…
…Аксель Оксенштерна, граф Седермере, принял Йоханна Синельсона (Шуйский — на шведский лад!) в рабочем кабинете. Канцлер сидел рядом с огромным камином, в который можно было бы запихать не меньше воза дров. Видимо, в последнее время старая кровь плохо грела старика.
Соратник короля Густава и бывший регент при малолетней королеве чем-то напоминал царского воспитателя Морозова. Редкая борода (покороче, правда, нежели у русского боярина), высокий, с залысинами, лоб и тяжелый взгляд… Взгляд мудрого, пожившего на свете человека, привыкшего к почти безграничной власти.
— Господин Синельсон, — говорил Оксенштерна. — Швеция недавно закончила две самые тяжелые войны, которые она когда-либо переживала. И, к счастью, они оказались удачными. Но сейчас мы стоим на пороге новой войны с Речью Посполитой. Единственное препятствие к этому — королева, которая не желает войны, и риксдаг, который не хочет дать для этого денег. Но события могут пойти так, что деньги им давать придется. Теперь, что касается лично вас, — посмотрел старик на Тимофея. — Как я знаю, пока ваше содержание еще не стало проблемой для нашей казны. Но если попытаться возвести вас на русский трон… Это равносильно тому, чтобы развязать новую войну. Естественно, что члены риксдага зададут мне вопрос: «Зачем нам это нужно? Чего ради тратить деньги?»
— Сколько мне помнится, — попытался уговорить Тимофей канцлера, — во время Смуты Швеция выбила русских с Балтийского побережья и едва не создала в России собственное королевство! Почему бы с Божией и с моей (скромно потупился он) помощью снова не попытаться это сделать? Ведь в случае моего воцарения на престол я могу отдать Швеции и Новгород, и Псков. Думаю, что прибыток от такого гешефта будет выгодным для Швеции.
