Жан Ломбар - Агония
Сзади них быстро шел кто-то, сопровождаемый другими, которым он делал знаки. И Севера слышала, как он воскликнул:
– Это Заль, перс, христианин!
По раздраженному голосу она поняла, что они замышляют недоброе против Заля, который тихо сказал ей:
– Мне знаком этот голос. Этот римлянин напал на меня однажды, когда я шел на собрание в Эсквилин…
То был Карбо, ударивший Заля кулаком в ту памятную ночь, тишину которой Элагабал нарушил посещением римских лупанаров, в ночь, полную топота лошадей катафрактариев Атиллия, когда Заль встретился с египтянином Амоном и потом, на собрании в Виминале, сорвал маску лицемерия с Атты. С тех пор прошли месяцы, любовь Северы расцвела, и он полюбил ее сильно и свято. Заль всецело отдался приятным воспоминаниям, но их прервал крик Карбо:
– Это друг Элагабала, убьем его!
Его спутники побежали за ним, но вдруг остановились, так как Севера обернулась. В ее глазах было столько мольбы и одновременно пламенной страсти, что они замерли, пораженные красотой, скромностью и душевной чистотой женщины, без всяких слов защищавшей своего друга в этот трагический миг. И люди не решились исполнить приказание Карбо, который давно ненавидел Заля без причины и даже мало зная его, просто из ненависти к христианам.
Вдруг послышался шум. Пехотинцы и всадники толпой спускались с Целия, и кровавая голова Магло высилась над ними на фоне неба. Солдаты гнали римлян, и скоро все улицы Эсквилина, занятые на севере мятежниками, крики которых замирали вдали, усеялись бежавшими. Хотя у дворца Старой Надежды мятеж был подавлен и Элагабал, при помощи Мезы и верных ему преторианцев, оказался победителем, все-таки на улицах солдаты продолжали предаваться буйству, нанося раны и сея смерть, где только можно, радуясь этому дню резни, вселявшей ужас на весь Рим. Разноплеменные воины Лагеря, после долгой совместной и суровой службы, чувствовали себя солидарными, и с момента восстания не расставались, стараясь действовать сообща и наносить как можно больше вреда, проливать как можно больше крови, пусть даже потом им предстояло, как побежденным, быть казненными через каждого десятого или стать добычей зверей.
Заль так страдал от раны, что не видел головы Магло. Он только желал умереть в своей комнате на Эсквилине, где так долго жил общей духовной жизнью с Северой, где еще стоял запах ее цветов, опьянявших его мистической любовью. И, прикрывая рану, он касался мешочка с сухими цветами Северы. Они были свидетелями их чувства, которое устояло против искушения и осталось целомудренным, несмотря на ужасы политеистических культов, и телесного общения членов восточной секты.
В кварталах Суккусана, Ора, Омывателей Мертвых, Венеры Плациды и Погребальных Ароматов еще бродили солдаты, как бы повинуясь приказу, направлявшему их к одному пункту. Заль и Севера не заметили также, что и их квартал наполнен злобными мятежниками и что к группе солдат, бежавших с головой Магло, присоединился и Атта.
Их улица открылась им во всей своей извилистой перспективе. Солнце, весело заливавшее ее ярким светом, лишь усиливало тот жуткий контраст, который создавался ее обитателями – бальзамировщиками и обмывщиками трупов, – грязными лавками и ремесленными мастерскими. Дом Заля стоял в центре улицы, в его ярко освещенных солнцем окнах виднелись люди. При подходе к нему Заль совсем уже ослабел, но Севера старалась казаться мужественной.
Жители квартала теперь обвиняли их в том, что они христиане; с порогов своих домов они грозили Залю кулаками и какие-то люди, которых солдаты согнали сюда с двух концов улицы, осыпали их бранью за то, что они извратили учение Крейстоса. То были западные христиане: Руф, Равид, Корнифиций, Криниас, Лицинна – женщина, Понтик, Сервий; все возбужденные Аттой против Северы и Заля, они поспешили сюда с самого начала восстания. Они примкнули к солдатам, не замечая, какой опасности подвергаются, потому что те постоянно их толкали, норовя уколоть пиками, к тому же здесь были еще и арабские стрелки, которые периодически пускали стрелы, злорадно улыбаясь, когда они настигали то одного, то другого несчастного. Это продолжалось довольно долго, а затем вооруженные мятежники, за неимением богатой добычи, начали приглядываться к красивым девушкам, которые испуганно всплескивая руками, пытались скрыться.
На порог дома, миновав Заля и Северу, протолкался Зописк, прибежавший сюда прятаться. Ему удалось ускользнуть от резни возле дворца Старой Надежды, но после встречи с Атиллией и Хабаррахой, когда стало ясно, что его черная супруга больше не нуждалась в нем, полностью истощенном, он просто бродил по римским улицам. Теперь, весь покрытый грязью и пылью, с непокрытой головой, сжимая в руке свиток с поэмой о Венере, он быстро поднялся на восьмой ярус дома и поспешно укрылся в своей комнате, еще никому не сданной домовладельцем, нумидийцем, который также спрятался, обезумев от страха, в своей кубикуле, за тюками пергамской кожи.
Заль и Севера с трудом поднимались по ступеням; стиснув зубы, сжав кулаки и полузакрыв глаза, он, опираясь на Северу, скрывал боль, чтобы не испугать ее. Неожиданно появился домовладелец, вылезший из-за тюков, и начал всячески их поносить. Он словно предчувствовал, что их присутствие навлечет большие несчастья, потому что солдаты, подстрекаемые Аттой и западными христианами, собирались занять дом. Заль и Севера все еще поднимались по лестнице, а в дверях появлялись жильцы, молодые девушки кричали на них, и дети бросали в них грязью. На каждом ярусе сквозь отверстие площадки они видели на улице кричащую толпу, охваченную все возрастающим ужасом; свежий воздух ударял им в лицо, а вдали смутно виднелась Кампания под красным небом, полная солдат, столбов дыма, выпущенных зверей и трупов граждан, убитых взбешенными мятежниками.
Наконец они поднялись в комнату, и Севера уложила Заля на постель. Она освободила его грудь, и перед ней обнажилась черная дырка раны, обрамленная кровавым пятном. Севера обмыла рану и догадалась, что легкие Заля наполнены кровью, потому что он задыхался. Она стала высасывать кровь, и поток гноя хлынул ей в рот. Заль открыл глаза и в последнем усилии любви сжал ее руки, положив их на свою грудь, – туда, где хранился мешочек с ее цветами.
Они не слышали больше воплей, гремевших снаружи. Внизу солдаты, которые собирались убить Заля, взломали дверь, забаррикадированную домовладельцем, и рассыпались по длинному коридору, темнота которого наполнилась блеском копий и мечей. Но вдруг за ними послышались умоляющие крики. Сжав кулаки, со слезами на глазах, бледный, заикаясь и кашляя, Глициа пытался их остановить, а Руска в отчаянии вздымал руки.
