Патрик О'Брайан - Военная фортуна
— Да сэр, благодарю вас, — ответил мистер Литлджон, унюхавший запах капитанского бекона еще минут пять назад, и мысленно предвкушавший вкус яиц, которые могли ему сопутствовать — последнее время мичманская каюта жила на скудном пайке.
Завтрак был действительно великолепен. Стюард, зная об аппетите капитана Обри и желая поддержать честь корабля, вытряхнул почти все оставшиеся припасы: треть брансуикской ветчины, копченая сельдь, соленый лосось, семнадцать бараньих отбивных прямо с пылу с жару, и это помимо яиц, жареных лепешек, двух горшков апельсинового повидла, небольшого количества пива, чая и кофе, приготовить которое ему порекомендовал доктор. Вместе с тем, говорили мало: Броук сидел молчаливо и отстраненно, а по укоренившейся военно-морской традиции первый лейтенант не мог заговорить, пока к нему не обратились. Но на Джека ограничение не распространялось, и он несколько раз обращался к мистеру Уатту, однако здоровое ухо последнего размещалось с противоположной стороны, и после пары попыток Джек ограничился Литлджоном.
— А не приходитесь ли вы родственником капитану Литлджону с «Бервика»? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил молодой человек, быстро сглотнув, — это был мой отец.
— А-а-а, — сказал Джек, жалея, что не задал другого вопроса. — Однажды мы плавали вместе. Давно уже — на «Эвтерпе»: прекрасный моряк. Не думаю, — сказал он, прикинув в уме возраст Литлджона, отсутствие у того сильных эмоций и год, когда французы захватили «Бервик», — не думаю, что вы хорошо его помните?
— Да, сэр, совсем не помню.
— Не желаете еще одну отбивную?
— Ах да, сэр, пожалуйста.
Джек подумал о собственном сыне, все еще не выросшем из пеленок. Может когда-то и Джордж на тот же вопрос ответит теми же словами, с той же приличествующей случаю маской печали и ничуть не потеряет аппетит?
— Сожалею, что обрываю завтрак, господа, — сказал Броук после приличествующей случаю паузы, — но надеюсь, у нас сегодня будет много дел.
Он встал из-за стола, все последовали за ним.
На переполненном квартердеке тоже чувствовалась некая напряженность — как и на всем судне: люди неторопливо перемещались, изредка заговаривая, частенько поглядывали на залив, туда, где исчезла лодка Слокама, или на капитана.
— Мистер Этох, — сказал Броук, — будьте добры, флаг, лучший вымпел, и курс на Бостонский маяк.
Повседневный вымпел «Шэннона» впервые за долгие месяцы спустили на палубу — потертый, истрепанный ветром и довольно короткий, и все же — знак отличия военного корабля. На клотике грот-мачты уже взлетела и развернулась замена вымпелу — одно из редких роскошеств «Шэннона»: длинная-предлинная лента сапфирового шелка, струящаяся в вышине на четверть длины судна, в то время как потертый синий кормовой флаг появился на ноке бизани и одинаково потертый «Юнион Джек» — на гюйс-штоке. Бриз ослабел, повернув немного на запад, и фрегат, идя круто к ветру насколько возможно, едва делал два узла против слабеющего отлива.
— Эй, на топе, — закричал Броук. — Что с лодкой?
Вниз донесся голос впередсмотрящего:
— Еще не вошла, сэр, еще далеко.
Берег, все лучше и лучше видимый, приближался почти неощутимо. Берега залива потихоньку все глубже врезались в море, а мыс Энн полз по траверзу «Шэннона», сдвигаясь в направлении вест-тень-норд, далее мимо вант, поворачивая немного к норду, а потом и совсем на норд.
В тусклом свете затенённой каюты штурмана Стивен мягко спросил:
— Вильерс, как ты теперь?
Ни ответа, ни изменения в ровном дыхании: наконец-то заснула, а с наступлением на судне тишины и отсутствием качки в спокойной воде, расслабилась целиком. Кулаки больше не сжаты, лицо потеряло выражение жестокого и упорного сопротивления, и, хотя, было все еще бледным, но бледным уже не смертельно. Каша пошла на пользу, Диана умылась в том малом, что «Шэннон» мог предоставить ей в плане воды, и, прежде всего, привела в порядок прическу: волосы, иссиня-черные на фоне подушки, рассыпались, открывая мальчишеский изгиб шеи и уха, совершенством превосходившего совершенство любой раковины, когда-либо виденной Стивеном. Некоторое время он ее разглядывал, а затем вышел.
Ошеломленный и глубоко погруженный в собственные мысли, Стивен стоял на главной палубе, щурясь от яркого дневного света и мешая действиям экипажа, пока старшина грот-марсовых (его бывший пациент три плавания назад), не взял его мягко за локоть и не сказал, ведя его вверх по трапу на квартердек:
— Сюда, сэр. Держитесь обеими руками.
Здесь Стивен присоединился к казначею, хирургу и клерку, которые поприветствовали его и сообщили, что они плывут прочь от маяка, на левой скуле Могилы и затем Ревущие Быки, и сегодня все полны надежд на… Их разговор резко оборвался, поскольку капитан Броук, пожелал, чтобы мистер Уоллис, второй лейтенант, взобрался на топ мачты с подзорной трубой и сообщил, что видит.
Молодой Уоллис вспрыгнул на коечные чехлы, взлетел по выбленкам легко как по лестнице, все выше и выше и вот в тишине с брам-салинга донесся его голос.
— Эгей, на палубе. Сэр, «Чезапик» готовится к отплытию. Полагаю, стоит на одном якоре. Бом-брам-реи подняты.
— Где лодка?
— Сэр?
— Где лодка Слокама?
— Все еще по эту сторону Грин-Айленда, сэр, — отозвался Уоллис после паузы, и вновь наступила тишина, нарушенная семью склянками утренней вахты.
— Если «Чезапик» готовится к отплытию, и его бом-брам-реи подняты, он наверняка выйдет. Поднимет якорь в спокойной воде и отойдет с началом отлива, — сказал мистер Данн, причмокнув от удовольствия.
Под мышкой у него были Инструкции и пачка бумаг, свернутых как книга, но все его существо устремилось в сторону берега, скорее к похоронам, чем к бракосочетанию.
— К чему это относится? — спросил Стивен.
— К «Чезапику», конечно, — вскричали они, а казначей добавил, — «Конститьюшн» не сможет выйти в море еще с месяц и даже больше.
Они ударились в детальное обсуждение состояния прилива, устойчивости ветра и новых двойных брюков для карронад. Хотя знакомство Стивена с этими теоретически невоенными господами было кратким, он уже заметил, что они еще кровожаднее остальных: Данн, клерк и Олдхем, казначей, по боевому расписанию командовали отрядами со стрелковым оружием, паля с яростным увлечением — у каждого по два заряжающих, — а хирург горько жаловался, что его факт расположения его поста ниже ватерлинии всегда препятствовал участию в любых действиях, кроме случайной шлюпочной операции. Но даже в этом случае Стивен удивился потоку технических подробностей, верно подмеченными тонкостями, откровенной жаждой насилия и кровопролития.
