Владимир Балязин - Дорогой богов
Но и здесь преследователи не оставили его в покое. На этот раз врагами Шубарта оказались католические попы и особенно фанатичные и беспощадные в этом сословии отцы иезуиты. Шубарт переехал из Аугсбурга в Ульм, но и это не помогло. Враги ловко плели вокруг поэта сеть интриг, и 23 января 1777 года Шубарт попал в ловко подстроенную западню. Его арестовали, привезли в замок Гогенасперг и заперли в темном каменном мешке…
Два месяца Шубарт не видел человеческого лица и не слышал человеческого голоса. Даже стражники, приносившие ему пищу и воду, закрывали лицо капюшоном. И вдруг однажды ночью, когда он, но обыкновению, не спал, а мучительно перебирал в памяти свое недавнее прошлое, казавшееся ему теперь таким счастливым, он услышал вдруг, как где-то совсем рядом с ним, возле печи, кто-то осторожно скребется. Шубарт замер. Сначала он подумал, что это мышь, но потом понял, что ошибся. Скребли чем-то металлическим, как будто собираясь проскрести насквозь стену. Ни свечи, ни фонаря Шубарту не давали. Печь он не топил, ибо в его камеру печь выходила одной лишь стенкой, и он только иногда слышал, как тихо потрескивают в ней горящие поленья. Однако спать он ложился возле теплой печной стенки и засыпал обычно под утро, когда стена эта становилась почти горячей: его неведомый сосед любил топить печь по ночам и только к утру толстая кирпичная стена успевала как следует нагреться.
Так было и на этот раз: Шубарт лежал, прижавшись спиной к печи, когда вдруг услышал странный скрежещущий звук. Он прислушался. Кто-то действительно скоблил стену ножом или гвоздем.
Так продолжалось пять ночей. Причем с каждым разом Звук становился все отчетливее. Уже на третью ночь Шубарт определил с точностью до квадратного дюйма, откуда именно следует ждать появления острия гвоздя или конца ножевого лезвия. И на шестую ночь он почувствовал, что стена пробита! Медленно поведя ладонью вдоль пола, Шубарт наткнулся на торчащий из стены толстый гвоздь. Осторожно взявшись двумя пальцами за самый его конец, Шубарт покачал его влево и вправо, вниз и вверх, а затем почувствовал, как кто-то из-за стены делает то же самое — раскачивает гвоздь. И вдруг гвоздь выскочил из руки Шубарта, и он ощутил краешком пальца маленькую круглую дырочку…
Если бы разверзлись стены темницы, если бы распахнулись все ее двери, и то, кажется, не был бы Христиан Шубарт так счастлив, как теперь! Крохотное отверстие казалось ему широко распахнутым окном в мир. Шубарт затаил дыхание и вдруг услышал тихий, но явственный и четкий шепот:
— Кто ты, друг? Назови свое имя.
Сердце Шубарта остановилось и почти сразу же подпрыгнуло к самому горлу. Он сжался в комок на тюфяке и, прижавшись губами к отверстию, прерывающимся, хриплым голосом произнес:
— Христиан Шубарт.
В ответ он услышал:
— Дитрих Штерн…
Так, незадолго до появления Вани в замке Гогенасперг, журналист Шубарт и учитель французского языка Штерн узнали друг друга. Со временем крохотное отверстие в камере Шубарта расширилось, и Дитрих сумел передать своему другу огрызок карандаша, несколько листов бумаги и огарок восковой свечи.
— Плохи ваши дела, сударь, — повторил Дитрих и придвинулся поближе к Ване. — Я должен успеть рассказать вам все то, о чем поведал мне Христиан: ведь рано утром вас могут вызвать на допрос к коменданту или судебному аудитору, и мы, может быть, никогда более не увидимся. Так вот слушайте. Христиан сказал мне, что гостиница «Золотой Лев» когда-то считалась одной из лучших в городе, но вот уже лет десять, а то и более репутация у нее весьма скверная. Дело в том, что прежняя хозяйка гостиницы Доротея Шиллер, в девичестве носившая фамилию Кодвейс, женщина набожная и честная, вынуждена была бросить свою гостиницу почти задаром и уехать из Марбаха. Она поступила так оттого, что многочисленные чиновные холуи герцога Карла Евгения стали всячески притеснять бедную женщину. Конечно, они не посмели бы поступать с ней подобным образом, если бы не были уверены, что проявленное ими рвение будет достойным образом оценено их господином. А их господин — Вюртембергский герцог Карл Евгений — не только смотрел на все это сквозь пальцы, но и молчаливо поощрял свору своих лакеев. И все это происходило лишь потому, что госпожа Шиллер, как утверждали, якобы, была дальней родственницей одного из близких слуг герцога — полковника Ригера, который внезапно впал в совершеннейшую немилость и по приказу Карла Евгения был брошен в тюрьму.
К тому же муж несчастной госпожи Доротеи — бедный и незнатный военный лекарь по имени Иоганн Каспар, кажется, был в это время на войне, и жена его с малолетним сыном на руках оказалась брошенной на произвол судьбы.
Уехав из родного города, она вынуждена была за совершеннейшие гроши продать «Золотого Льва» некоему Зеппу фон Манштейну, которого никто из горожан совершенно не знал, ибо он появился в Марбахе внезапно и о его прошлом ни одному жителю ничего не было известно. Сам Манштейн говорил, что он вместе со своим братом Куно служил в армии прусского короля, потерял в одном из сражений ногу, но правда это или нет узнать было невозможно. Зато о его брате Куно вскоре узнали многие. В течение нескольких недель он сделал головокружительную карьеру и, втеревшись в доверие к Карлу Евгению, стал командиром одного из его пехотных полков.
Год назад белобрысый Куно, как многие его называют, впал в немилость и был назначен командиром пока еще несуществующего полка, который Карл Евгений решил сформировать из всякого сброда и за кругленькую сумму продать английскому королю, чтобы затем этот полк отправился за океан воевать против бостонских инсургентов.
Вербовка шла медленно, а деньги Карлу Евгению были крайне нужны, и он разрешил белобрысому Куно хватать на всех дорогах своего государства каждого, кто годится для службы в вюртембергской пехоте. Целая свора вербовщиков и тайных агентов была спущена с цепи. И среди них чиновники таможен и хозяева гостиниц и постоялых дворов заняли не последнее место: ведь за голову каждого рекрута агент получает золотом. Поэтому-то на дорогах Вюртемберга, как и на дорогах Гессена, Касселя и Ганновера, образовалась настоящая паучья сеть, в которую попала уже не одна тысяча человек. Если задержанный оказывается подданным герцога — с ним не церемонятся, хватают, сажают в крепость, а потом переводят в казарму для того, чтобы вместе с другими угнать в один из портов Северного моря и оттуда перевезти в Англию. Если же в руки белобрысого или его агентов попадает иностранец, то чаще всего его обвиняют в каком-нибудь преступлении, а затем герцог милостиво разрешает ему смыть свою вину кровью, сражаясь под знаменами Вюртемберга на земле Америки.
