Такаси Мацуока - Осенний мост
— А за чем нам следить? — Гэндзи отмел очередное возражение Сэйки прежде, чем тот успел его высказать. — Неужели мы сделались настолько слабы, что должны бояться дюжины полупьяных женщин?
— Я не полупьяна, мой господин, — сказала Хэйко. — Я целиком и полностью пьяна.
Она повернулась к Сэйки.
— Как по-вашему, господин управляющий, это делает меня вдвое более опасной или полностью безвредной?
Подобное вмешательство в разговор со стороны кого-либо другого, несомненно, вызвало бы у Сэйки вспышку гнева. Но сейчас, хоть он и не улыбнулся, он поддержал игру Хэйко.
— Вдвойне опасной, госпожа Хэйко, вдвойне более опасной. Не может быть сомнений. А когда вы спите, вы даже еще опаснее. Именно потому я уговариваю моего господина, чтобы он отослал вас и ваших спутниц домой.
Этот обмен репликами позабавил Гэндзи. Даже такой смертельно серьезный самурай как Сэйки не устоял перед Хэйко.
— В вопросах политики и на поле боя я всегда последую совету моего управляющего, — сказал Гэндзи. — Когда же дело касается гейши и устройства на ночь, я смиренно объявляю, что в этих вопросах разбираюсь лучше него. Пусть для наших гостей приготовят южное крыло.
Сэйки не стал более возражать. Как и для всякого самурая старой закалки, для него явно выраженная воля господина была законом.
Он поклонился и сказал:
— Будет исполнено, господин.
За время короткого разговора Гэндзи с Сэйки Хэйко осушила еще две чашечки сакэ. Он весь вечер пила удивительно много спиртного. Если бы он столько выпил, он уже давно отключился бы.
Сейчас Хэйко сидела на коленях, в классической позе служанки, но в движениях ее появилась неуверенность. Эта неуверенность в сочетании с несколько сонным видом, с которым она моргала, создавала впечатление, будто гейша в любой момент может упасть. Гэндзи готов был подхватить ее, если она действительно упадет, но ему не очень в это верилось. Хотя он знал Хэйко всего несколько минут, этих минут ему хватило, чтобы понять: она никогда не делает того, что от нее ожидают. Даже внешние проявления ее нынешнего состояния были необычными. Большинство женщин, включая самых искусных гейш первого ранга, при опьянении становились менее привлекательными. Определенная неряшливость во внешности и поведении — и, как правило, из-под сказочной красоты проступает слишком много реального, человеческого.
Но на Хэйко вино оказывало прямо противоположное воздействие. Хотя она слегка покачивалась из стороны в сторону или взад-вперед, ни единой прядки не выбилось из ее прически, а ее макияж, не настолько сильный, как традиционный, оставался безукоризненным. Шелковое кимоно струилось вдоль тела так же изящно, как тогда, когда Хэйко лишь прибыла сюда. Пояс со сложным узлом был все таким же элегантным. Хотя многие ее товарки-гейши, выпив, стали вести себя менее церемонно, Хэйко сделалась лишь более чопорной. Воротник ее кимоно был туго запахнут, его полы — тщательно подоткнуты под голени, и Хэйко продолжала сидеть на коленях, сохраняя традиционную позу. Кем же нужно быть, чтобы проникнуть за подобную завесу дисциплины и сдержанности? Кому из мужчин это под силу? Большое количество спиртного часто придает женщинам обрюзгший вид. У Хэйко же все его воздействие выразилось лишь в порозовевших веках и мочках ушей, что лишь подчеркнуло лишь обольстительную белизну ее лица, свойственную женщинам, никогда не покидающим внутренних покоев. Гэндзи, конечно же, стало любопытно: а в каких еще местах она может зардеться?
Гэндзи не пригласил Хэйко провести эту ночь с ним. Он был уверен, что она отклонит его приглашение. Даже в подобном состоянии она оставалась слишком утонченной, чтобы уступить какому бы то ни было мужчине, даже такому, который вот-вот должен был сделаться князем. А кроме того — быть может, для Гэндзи это даже имело большее значение, — ему казалось неприятно грубым даже просить об этом опьяневшую женщину. Возможная глубина отношений, зарождающихся между ними, требовала терпения и тонкости. Впервые за десяток лет, в течение которых он изображал из себя дилетанта, его действительно увлек и восхитил характер женщины. Не следует спешкой уничтожать возможность истинного исследования. Зародился бы у него подобный интерес, не будь она столь прекрасна? Гэндзи слишком хорошо знал себя, чтобы ему могла прийти в голову подобная мысль. Возможно, он обладал терпением бодхисатвы, но в целом до бодхисатвы ему было далеко.
— Мой господин?
Служанка, готовившая постель для Гэндзи, остановилась и взглянула на него. Гэндзи рассмеялся. Никак, он рассуждал о своих побуждениях вслух?
— Нет, ничего, — сказал он.
Служанка поклонилась и вернулась к исполнению своих обязанностей. Другие две служанки тем временем помогали Гэндзи раздеваться. Когда все было исполнено, молодые женщины опустились на колени у двери и поклонились. Они остались у порога комнаты, ожидая дальнейших распоряжений. Подобно всем женщинам внутренних покоев, они были очень хороши собою. Гэндзи обитал в стороне от остальных мужчин, поскольку он был высокородным господином, наделенным властью и могуществом. И, тем не менее, он был мужчиной. И служанки, наряду со своими обыденными обязанностями, обеспечили бы ему и более интимный уход, если бы он того пожелал. Сегодня Гэндзи этого не желал. Он думал лишь о Хэйко.
— Спасибо, — сказал Гэндзи.
— Доброй ночи, господин Гэндзи, — отозвалась старшая из служанок. Женщины, не вставая с колен, пятясь, покинули комнату. Дверь бесшумно затворилась за ними.
Гэндзи пересек комнату и открыл дверь, выходящую во внутренний садик. До рассвета оставалось меньше часа. Ему нравилось смотреть, как первые лучи встающего солнца озаряют тщательно подстриженную листву, отбрасывая причудливые тени на оставленные граблями узоры на гальке каменного озерца и вдохновляя птиц на утренний концерт. Гэндзи уселся на колени, приняв позу сейдза и сложив руки в медитативной дзенской мудре, и полуприкрыл глаза. Нужно, насколько получится, дать уйти всем мыслям и заботам. Солнце выведет его из медитации, когда поднимется достаточно высоко, чтобы осветить его.
Если бы кто-то мог наблюдать сейчас за Гэндзи, он увидел бы не того пьяного бездельника, каким он казался несколько минут назад, а совсем другого человека. Он держался прямо и уверенно. Вне всякого сомнения, это был самурай. Он вполне мог бы сейчас готовиться к битве или к ритуальному самоубийству. Так он выглядел.
Внутри же все обстояло иначе. Как всегда в начале медитации, Гэндзи обнаружил, что развлекается фантазиями и предположениями, вместо того, чтобы позволить им уйти.
