Мишель Зевако - Последняя схватка
Но герцогиня не чувствовала себя победительницей. Теперь, когда страсть не застилала ей глаза, она ясно видела множество деталей и нюансов, которых раньше просто не замечала. Она прекрасно поняла, что ее слова не дошли до сознания герцога. И сейчас Виолетта уже не сомневалась, что, если бы здесь не было ее и Жизели, герцог забыл бы про честь и без зазрения совести бросился бы на бывшего друга, не дав ему времени выхватить шпагу.
И все-таки женщина вновь собралась заговорить, надеясь образумить мужа. Но вдруг кто-то отчаянно забарабанил в ворота.
Герцог испуганно вздрогнул. Но его тревога превратилась в настоящий ужас, когда он услышал грубый и удивительно властный голос:
— Именем короля! Открывайте!
Герцог бессознательно вытер со лба холодный пот. Герцогиня, затрепетав, посмотрела на Пардальяна. Шевалье язвительно улыбался. Женщина сразу поняла, в чем дело.
— Это вас ищут? — спросила она вполголоса.
— Да, черт возьми! — тихо ответил Пардальян.
И, загадочно улыбаясь, он громко сказал Карлу Ангулемскому:
— Не бойтесь, герцог, это не за вами. Так стучат ваши друзья.
— Мои друзья? Какие друзья? — машинально спросил герцог, которому было все больше не по себе.
— Ну, прежде всего синьор Кончини, — объяснил Пардальян.
— Этого итальяшку я и знать не хочу, — презрительно скривился Карл Ангулемский.
— Потом идальго д'Альбаран, — продолжал Пардальян, будто не слышал слов герцога.
— Д'Альбаран! — невольно воскликнул тот.
— Может, и его вы не хотите знать? — поднял бровь шевалье, — Этот благородный идальго представляет здесь мадам Фаусту… А уж с ней-то вы точно водите дружбу;
— С принцессой Фаустой? — вмешалась герцогиня.
— Да, Виолетта. Только теперь ее величают герцогиней де Соррьентес, — любезно сообщил женщине Пардальян.
— Принцесса Фауста!.. — содрогнулась герцогиня. — Та самая, чья ненависть так долго преследовала нас? Та самая, из чьих когтей вы вырвали нас с таким трудом?
— Да, та самая! — вскричал Пардальян. — Черт возьми, есть только одна Фауста!..
— Она десять раз покушалась на нашу жизнь. И вы утверждаете, что герцог подружился с ней, с нашим злейшим врагом? — возмутилась Виолетта.
— Да, утверждаю, — кивнул шевалье. — Как видите, господину герцогу нечего возразить. Теперь вам понятно, Виолетта, почему он видит во мне своего недруга?
— О! Какой позор! — простонала потрясенная женщина.
— Именем короля, — снова донесся с улицы нетерпеливый голос. — Откройте, или, черт возьми, я прикажу высадить ворота!
Пардальян шагнул к герцогу и ледяным голосом предложил:
— Идите, сударь, откройте им. Вам нечего бояться: я вас уверяю, что это ваши добрые друзья. Идите же, говорят вам, такой случай не следует упускать. Откройте и скажите, что я здесь, а об остальном они сами позаботятся… И вы навсегда избавитесь от меня… Путь к вожделенному трону будет свободен… После моей смерти вам останется лишь короноваться… одному — или вместе с мадам Фаустой… Ну, идите же, идите, у вас не будет второй такой возможности отделаться от меня.
И туг герцог Ангулемский сообразил, что Пардальян дал ему хороший совет! Раньше герцог воспринял бы слова шевалье как чудовищное оскорбление, которое можно смыть только кровью. Но времена изменились. Герцог даже не поморщился. По его вспыхнувшим глазам было понятно, что совет недруга пришелся ему по душе.
Герцогиня внимательно наблюдала за мужем. Она увидела его горящий взгляд и прочитала его мысли. И горестно подумала:
«О, Пардальян не ошибся: Карл выдаст его! Будь проклята эта несчастная жажда власти! Достойнейшего дворянина она превращает в последнего негодяя!»
Но вопреки ожиданиям, герцог оставался на месте. Он презрительно повел плечами и, странно улыбаясь, прислонился к двери, преградив Пардальяну путь.
Железный молоток беспрестанно обрушивался на ворота. И тот же властный голос снова громко предупредил:
— В последний раз говорю, откройте, или я прикажу высадить ворота!
— Высаживайте, если вам угодно, — флегматично ответил Карл Ангулемский.
Его двусмысленное поведение не могло обмануть шевалье. А неловкими словами герцог выдал себя с головой. Пардальян сразу разгадал ту маленькую хитрость, на которую решил пойти Карл Ангулемский. Да, шевалье прекрасно понял, что именно задумал герцог, — будто тот сам все ему объяснил.
Герцогиня же не заподозрила ничего дурного и решила, что ее супруг отказался от мысли выдать шевалье. В сердце Виолетты невольно говорила любовь к мужу.
— Я же сказала вам, шевалье, что дружеские чувства не могут окончательно угаснуть! — радостно воскликнула женщина.
Пардальян тихо засмеялся.
— Как вы наивны! — просто произнес он.
— Что вы имеете в виду? — поразилась герцогиня.
Ничего ей не ответив, Пардальян язвительным тоном обратился к герцогу:
— Примите мои поздравления! Сразу видно, что вы многому научились у мадам Фаусты. А как блестяще вы применяете полученные знания! Ай да святоша! Столь грубое ханжество не было вам свойственно до того, как вы стали брать уроки у бывшей папессы.
Герцогиня недоумевала. Женщина уже стала опасаться, не сошла ли она с ума, когда Пардальян спокойно объяснил:
— Герцог вполне мог спуститься, открыть ворота и выдать меня. Но у него не хватает мужества открыто пойти на эту низость. Он предпочитает, чтобы бандиты сами высадили ворота. А когда негодяи это сделают — кстати, ждать долго не придется: слышите, как долбят? — д'Альбаран и Кончини ворвутся сюда и схватят меня на месте. Видите, как все замечательно: благородный герцог от меня избавится, и мне не в чем будет его упрекнуть. Блестящая идея, не правда ли, Виолетта?
От этой, как выразился Пардальян, «блестящей идеи» герцогиня на миг потеряла дар речи. Она посмотрела на шевалье, который тихо покачивал головой, как бы говоря: «Да, да, так оно и есть». Потом перевела взгляд на герцога и, увидев его смущение, все поняла. В ее упреке было больше грусти, чем возмущения:
— Как вы могли?.. Господи, какой низкий расчет… я не узнаю благородного Карла Ангулемского, которого я так любила.
Мощные удары сотрясали ворота: Кончини велел разнести их в щепки, раз жильцы отказывались повиноваться прево. Крепкие ворота пока еще не поддавались яростному натиску. Но было понятно, что долго им не простоять.
Герцогиня властным голосом распорядилась:
— Спускайтесь, сударь. Поговорите с ними.
Этот голос шел из глубины сердца, ему нельзя было не повиноваться. И герцог ответил:
— Хорошо, мадам. Раз вы гак настаиваете, я пойду…
На губах у него снова появилась та же странная улыбка. На этот раз герцогиня сама все поняла. Она остановила герцога движением руки и предупредила:
