Денис Субботин - Ларец Самозванца
— Я уже говорил, что готов ответить перед любым, кто сомневается в моём честном слове! — тихо, с расстановкой сказал он. И даже вздрогнул, когда блестящее лезвие остро отточенной сабли сотника просвистело в пяди от его носа.
— Я! — яростно выкрикнул Кирилл. — Я сомневаюсь!
Кончар лишь на пару мгновений задержался в ножнах. С противным скрежетом и совсем не звонким отзвуком встретилась сталь со сталью.
— Где и когда? — коротко осведомился пан Роман.
— Здесь и сейчас! — решительно ответил Кирилл. — Не то ведь сбежишь… Тебе на слово веры нет!
— Но победитель получает всё! — напомнил пан Роман.
— И бабу, и ларец, и всё его содержимое, былое и нынешнее! — на всякий случай, уточнил Кирилл.
— Согласен! — кивнул пан Роман. — Но я клянусь тебе, никаких бумаг ни я, никто из моих людей не брал! Марек! Я не лгу?.. на этот раз!
— Я даже не открывал его! — обиделся Марек. — Как бы я мог!!!
Несколько мгновений сотник как будто колебался. Слишком явственной была обида на лице пана Романа. Слишком решительно он отрицал свою вину… Но верить ляху? Ни за что!
— Начнём же! — хриплым от ненависти голосом предложил Кирилл.
5
Не ждите красивого боя от мастеров. Когда их двое, они чересчур осторожны, движения их скупы и выверены, ударов мало, а исход решается не в красивой сече, а одним ударом, нередко — одной ошибкой. Чаще всего, бой такой длится около четверти часа, притом большее время два поединщика просто кружатся на месте, не спуская друг с друга взглядов… Так было и на этот раз.
Помост идеально подходил для поединка — и места много, и зацепиться не за что. Правда, доски не везде выглядели надёжными, но тут уж везение или неудача обоюдны. И пан Роман, и сотник Кирилл одинаково рискуют оказаться во внезапной западне щели или провалиться под пол.
— Я убью тебя! — яростно выкрикнул Кирилл, легким притопыванием пытаясь привлечь взгляд пана Романа к полу.
Пан Роман не стал отвечать. Он был моложе сотника… пусть даже в том возрасте, в котором они находились, разница была невелика и почти незаметна. Но всё же, пусть самую каплю, он был и выносливее. К тому же не может быть, чтобы сотнику не мешали выпитые им чарки вина. Крепкого вина! Крепкое вино ослабляет руку… Так всегда считалось, так есть!
А сабля у сотника была хороша. Не московской работы — точно. И не крымской. Скорее — казанской или астраханской. Ишь, вся изукрашена вязью! И острая… И сталь — хорошая. Восточная сталь. Хорошо, если не булат! Вот тогда и впрямь — тяжко. Его-то кончар, хоть и доброй ковки, булатному клику уступит.
Внезапно яростно выкрикнув, сотник прыгнул вперёд, резко и сильно ударяя сверху вниз. Удар был слишком простой, но очень быстрый и сильный. И, опять же — клинок булатный…
Пан Роман даже не стал пытаться поймать клинок на кончар. Что там после этого случится — Бог весть, а лежать с разрубленным черепом он вовсе не желал. Вместо этого, он резко шагнул в сторону и резко ударил по падающей сабле сбоку. Вот он — недостаток удара, на который рискнул московит! Сила инерции при нём такова, что уже не остановишься, не увернёшься от ответного удара…
А, однако, московит сумел увернуться! Кончар шёл остриём точнёхонько в бок, обтянутый кольчугой, а проскрежетал по животу упавшего на спину Кирилла.
Сотник тут вскочил на ногу, и его сабля весело заплясала, угрожающе нацеливаясь то в грудь, то в живот, а то и вовсе — пониже живота пана Романа. В глазах сотника пан прочитал свой приговор… Вот только опускать руки и сдаваться, подставлять шею под милосердный удар, он не собирался.
Короткий выпад. Свист сабли, рубящей пустоту… и яростный вопль сотника, когда кончар, пусть всего лишь на пядь, но вошёл ему в бедро. И хруст рвущейся плоти, когда пан Роман крутанул кончар, пытаясь вогнать его поглубже и уперев остриё в кость.
Однако ляхи и казаки рано радовались и ещё раньше принялись праздновать победу. Кирилл лишь захромал, да озверел ещё больше. Два быстрых, мощных удара, которые он обрушил на пана Романа, были под стать тому, первому… но куда тоньше по исполнению. Оба раза лишь быстрота реакции спасали пана Романа от верной смерти. Третий же удар, летящий в плечо, пришлось-таки принимать на поставленное поперёк лезвие кончара. Не было уже времени отвернуться. И не было места, чтобы отпрыгнуть и позволить сабле в третий раз выщербить доски в полу.
Слава гданьской стали кончара! Выдержала, хоть и выщербилась! Ах, как же больно было кисти, как гудела рука, когда сабля отлетела вверх…
А сотник-то удивился! Похоже, чуть ли не в первый раз его удар не пробил защиту. Удивился, растерялся… Это — хорошо. И ещё лучше, что он первый раз за бой — попятился. Значит, потерял уверенность. Значит, может и позабыть про маленькую выбоину под левым каблуком, до которой — пядь с кувырком, не больше. Точно, забыл!
Сотник внезапно споткнулся и начал валиться назад. Пан Роман, хоть ему и было противно это делать, ринулся вперёд… и нарвался на удар.
Бок обожгло страшной болью! Стон вырвался сам, губам не удалось сомкнуться и задержать его внутри. И кончар немедленно дрогнул в ослабевших пальцах. А сотник, ухмыляющийся нагло, уже встал на ноги, и глаза его вновь обещали скорую смерть.
Пан Роман согнулся на левый бок, чтобы боль была не так сильна, но вскоре выпрямился. Нет, не получится облегчить боль. Кончар внезапно начал выворачиваться из пальцев, удерживать его придётся двумя руками…
А не торопился. Ему не было нужды торопиться — его рана, пусть получена раньше, выпускала наружу меньше крови, к тому же и штаны облегали её плотнее, перекрывая ток крови. Пан же Роман слабел с каждым мгновением, весь бок и вся левая штанина намокли от вытекшей крови. И правда, нет нужды его добивать. Ещё немного, и он сам упадёт!
У московита, как оказалось, были несколько иные намерения.
— Сдавайся, Роман! — хрипло сказал он, коротким движением утирая пот, обильно выступивший на лбу. — Сдавайся, пока не поздно! Я сохраню тебе жизнь, обещаю!
— Вот те хрен! — грубо ответил пан Роман. — Да лучше смерть, чем такая жизнь…
Пожав плечами, московит сделал короткий шаг вперёд. Хромает — радостно отметил пан Роман, с усилием поднимая кончар на защиту.
Его шатало. В глазах стояла сплошная муть — то ли от пота, но скорее — от слабости.
— Сдавайся, пан Роман! — отчаянно выкрикнул кто-то из ляхов. — Брось кончар!
— Вот ещё! — прохрипел он в ответ, делая неверный шаг вперёд. — Я ещё спляшу на его трупе!
Ну, это была уже чисто польская гордыня. Московиту даже не пришлось особо уклоняться от его удара, кончар врубился в доски, и там застрял.
