Тобайас Смоллет - Путешествие Хамфри Клинкера
Мы пробыли шесть недель в Шотландии и осмотрели главные города этого королевства, где были приняты с отменной любезностью. Народ здесь очень вежливый, а сия страна, весьма романическая, отвечает моему нраву и наклонностям. У меня завязались знакомства в Эдинбурге, большом прекрасном городе, где общество самое веселое, и где, кстати сказать, я подружилась с некой мисс Р-т-н, любезной молодой леди, моей сверстницей, чьи прелести как будто смягчили и даже пленили непокорное сердце моего брата Джерри, но не успел он отсюда уехать, как уже вернулась к нему прежняя его нечувствительность. Однако же я полагаю, что такая холодность не есть семейное наше свойство. Всегда признавала я лишь одну любовь, и эта любовь так угнездилась в моем сердце, что угасить ее не могут ни голос благоразумия, ни ледяное равнодушие.
Дорогая Летти! На охотничьем балу в Эдинбурге произошел случай, вызвавший большой переполох. Я сидела в уголке и беседовала с приятельницей, как вдруг предстал передо мною человек, как две капли воды похожий на Уилсона, и одет он был, как Уилсон в роли Эмуэла. Это был некто мистер Гордон, которого я раньше не видала. Потрясенная неожиданным явлением, я лишилась чувств и переполошила всех на ассамблее. Однако же причина моего обморока осталась тайной для всех, кроме брата, который, в свою очередь, поражен был сходством и, как только вернулся домой, начал яростно браниться.
Я очень ценю любовь Джерри и знаю, что бранился он, заботясь о моем счастье и о моей выгоде, а также о чести семьи, но мне невыносимо, когда так жестоко растравляют мои раны. Я страдала не столько потому, что он распекал меня за нескромность, сколько из-за его рассуждений о поведении Уилсона. По его словам, если бы Уилсон действительно был джентльмен, за которого выдавал себя, и имел только честные намерения, то он, конечно, заявил бы о своих притязаниях открыто. Эти слова сильно смутили мою душу. Я старалась скрыть свои мысли, но эти усилия дурно подействовали на мое здоровье и бодрость, а потому все почли необходимым ехать в горную область Шотландии, чтобы я пила там козье молоко.
И вот мы поехали к озеру Ломонд, в одно из самых красивых мест на свете, и благодаря этому молоку, которое приносили мне парным с гор, чистому воздуху и веселому обществу я пополнела и вновь обрела аппетит, хотя в глубине сердца и утаила нечто такое, чему не помогут ни воздух, ни прогулки, ни общество, ни лекарства.
Происшествие это затронуло бы меня не так глубоко, если бы у меня была разумная наперсница, которая сочувствовала бы моим горестям и утешала здравыми советами. При мне же нет никого, кроме Уин Дженкинс, очень доброй девушки, но вовсе непригодной для такой роли. Бедняжка слаба как нервами, так и умом; не будь этого, я могла бы узнать настоящее имя и положение этого несчастного юноши.
Но почему называю я его несчастным? Не подходит ли это слово больше ко мне, слушавшей лживые объяснения в… Но нет! Я еще не имею никакого права и, конечно, никакого желания верить подозрениям, позорящим его честь. Эта мысль по-прежнему будет опорой моему терпенью.
Что касается до мисс Дженкинс, то она поистине достойна сожаления: тщеславие, методизм и любовь почти вскружили ей голову. Я относилась бы к ней с большим вниманием, если бы она была более постоянна в любви, но, право же, она стремилась только к победам и в одно время любезничала со слугою моего дядюшки, Хамфри Клинкером, и с неким Даттоном, камердинером моего брата, беспутным человеком, который, покинув Уин, бежал с невестою другого в Беруик.
Дорогая моя Уиллис, мне поистине стыдно за особ моего пола! Мы жалуемся, что мужчины употребляют нам во зло нашу молодость, неопытность, чувствительность и другие качества, но я видела достаточно и думаю, что женщины обычно ухищряются поймать в сет мужчин и для сего пользуются уловками, которых «ничем нельзя оправдать. Что же до непостоянства, то и в этом они, по справедливости, не должны упрекать мужской пол.
Бедная моя тетушка, забывая лета свои и изъяны, выставляла на продажу свои прелести всюду, где была хоть малейшая возможность навязать свою особу мужчине, однако же до сей поры не удается сбыть ее с рук. Боюсь, что даже религией она пользовалась как приманкой, но надежды ее не оправдались. Она молилась, проповедовала и поучала среди методистов, которых великое множество в этой стране, и теперь говорит, будто были у нее такие видения и откровения, каким едва может поверить даже сам Клинкер, хотя бедняга едва не рехнулся от благочестия.
Что до Дженкнис, то она притворяется, будто принимает все мечты своей хозяйки за евангельскую истину. Она также испытывает сердечный трепет и парение духа. Да простит мне бог, если я сужу несправедливо, но все это кажется мне только лицемерием и обманом! Однако же бедная девушка, может быть, сама обманывается. Всегда она в волнении и часто страдает ипохондрией. С тех пор как приехали мы в Шотландию, ей начали являться привидения, и она открыла у себя пророческий дар. Если бы могла я верить во все эти сверхъестественные явления, то должна была бы почитать себя лишенной благодати, потому что ничего похожего на это не видала, не слыхала, не чувствовала, хоть я и стараюсь исполнять религиозные обязанности со всею искренностью, рвением и благочестием и делать для этого все, что только по силам, дорогая Летти, всегда вас любящей Лидии Мелфорд.
Глазго, 7 сентября
Мы уже собираемся в обратный путь, в Брамблтон-Холл, и я тешу себя надеждой, что по дороге заедем в Глостер, а в таком случае я буду иметь невыразимое удовольствие расцеловать мою милую Уиллис. Прошу вас, поклонитесь от меня моей почтенной воспитательнице.
Мисс Мэри Джонс, Брамблтон-Холл
Милая Мэри!
Шотландец Сундерс Макулли, который едет прямехонько в Вэлс, пообещался вручить вам это прямо в руки, потому я не пропущу аказии и сообщаю вам, что нахожусь еще в живых, а с той поры, как отправила вам последнее письмо, я чуть было не отправилась на тот свет.
Поехали мы по морю в другое королевство, а называется оно Файф, а как поплыли назад, то чуть не утопли в бурю. Так я испужалась, и ужасти как тошнило меня, что я уж подумала, как бы сердце из меня не выскочило. Через двои сутки, как вышли мы на землю, даже мистер Клинкер все еще был сам не свой. Кой для кого хорошо, что мы не утопли, потому как моя хозяйка ужасти как серчала и, видно, совсем не приготовилась к тому свету. Но, слава богу, скоро она переменилась к лучшему, когда увищевал ее с глазу на глаз преподобный мистер Макрокодил.
А после поехали мы в Старлинг и Глазку, два красивых города, а потом поселились в доме одного джентльмена на Лох Ломине, а это чудо какое море с пресной водой, и на середине островов и не перечесть. Сказывают, что у него нет дна, и сделал его какой-то музыкант, а я тому не верю, потому такого от природы не бывает. Ходят по тому морю волны без ветра, водится в нем рыба без плавников, и есть на нем плавучий остров. На одном острове есть погост, на котором хоронят мертвецов, и всякий раз, как надобно человеку помирать, звонит колокол сам собою для того, чтобы о том предупредить.
