Юрий Никитин - Князь Рус
А Рус двигался с осторожностью: мало ли кто ждет старого волхва иудеев в темном лесу! Могут ожидать вовсе не люди, а их чудища, коих позвал на помощь против благородного народа скифов. Ноги переступали сами по себе, деревья двигались навстречу, расступались, становилось прохладнее. Недалеко ушел, а уже воздух поменялся, не степной и не речной, а такой бывает только в лесу: с запахами старых листьев, клея, гнилых валежин, муравьиных куч…
Внезапно деревья расступились, взору открылась обширная поляна. Посередке высился мощный дуб о трех стволах, исполинский, древний, с корой в ладонь толщиной, дуплами, наплывами размером в щит. Ветви расходились так широко, что накрывали всю поляну. В коре дуба виднелись вбитые камни, уже почти проглоченные наплывами деревянной плоти, торчали концы медных стержней. У подножия белели седые валуны, такие же древние, закругленные.
У него внезапно зашевелились волосы на загривке. Он ощутил запах крови, пусть даже пролитой в давние времена, когда здесь было древнее капище, где резали пленных, приносили в жертву красивых девушек, младенцев.
Послышался шорох. Из-за дуба вышел старик в черном. У Руса зашевелился чуб, а по спине побежали мурашки. Колдун!
Он вытащил меч, неслышно подкрался сзади. Соломон подслеповато всматривался в знаки на дереве, когда мощная рука Руса ухватила его за ворот.
– Замри, колдун проклятый!
Соломон икнул и без сил опустился на землю. Рус обошел его, все еще не выпуская из рук, оказался лицом к лицу. Соломон снова икнул, в глазах был страх, но, к недоумению Руса и даже разочарованию, этот страх таял как гнилой туман на утреннем солнце.
– Ах… – прошептал Соломон бледными губами, – ну разве ж можно так пугать…
– Пугать? – рыкнул Рус люто. – Да я убью тебя сейчас за гнусное колдовство!
– Я не колдовал…
– А что же?
Он старался говорить свирепо, но видел, что Соломон уже отошел от страха, словно кого-то другого боялся намного больше. Это сбивало с толку. Нехотя выпустил старика, но оголенный меч держал наготове, колючие искорки холодно прыгали по лезвию.
– Великий князь…
– Я еще не великий, – отрезал Рус, он поморщился, иудеи умеют ловить человека в паутину слов, – это ваше тайное капище, да?
Соломон вздрогнул, даже сгорбился. Уронил голову на грудь, но Рус двигался настолько молниеносно, что подбородок Соломона внезапно уперся в холодный металл меча. – Клянусь вашим богом, ты скажешь!
Он шелохнул рукоятью, и острое лезвие словно готовилось открыть горло прямо в ложбинке между ключицами. Варварский князь явно дает понять, догадался Соломон, о каком боге он говорит.
А Рус со злостью и разочарованием видел, что жест нелеп, старика не испугать, все волхвы скорее умрут, чем нарушат свои ритуалы даже в мелочи, но это вырвалось невольно, а ничего лучше на ум не приходило.
Соломон сказал плачущим голосом:
– Здесь нет ничего важного для тебя, великий вождь!
– Кто знает, кто знает, – отрезал Рус. – Говори.
Седая голова старика моталась из стороны в сторону. Рус нехотя убрал меч. В покрасневших глазах иудейского волхва отразилась такая мука, что Рус дрогнул, но стиснул челюсти и посмотрел на него сурово и надменно взглядом вождя.
– Это лишь наша вера… – прошептал Соломон.
Рус оглянулся на дуб:
– Да? Это ваш бог?
– Нет… Прости меня, – взмолился Соломон, – но мне просто стыдно говорить про этот позор… Ведь было уже, когда народ мой дрогнул и отступился от истинной веры… ибо простому народу был непонятен высший бог. Ему нужен бог попроще, вещественный! И они в отсутствие Моисея изготовили золотого тельца и поклонялись ему. За это наш народ постигли беды. Но и спустя тысячу лет мы едва не опустились до полулюдей… Да, когда в бегстве мы многое потеряли, когда пришлось начинать заново, мы скатились было к идолопоклонству.
Рус посматривал на древний дуб. В нем вполне мог жить бог, к тому же совсем не слабый. Древние иудеи были совсем не дураки. И куда понятнее, чем нынешние.
– И что же?
– Золотого тельца в здешних лесах сотворить не могли, откуда у беглецов золото, не было даже инструментов для литья… Пробовали вырезать тельца из дерева, высекали из камней. Но те, кто оставался верен, преследовали впавших в язычество, убивали… Это одно из таких мест, где несчастные приносили жертвы богам леса, земли, воды… Это место позора всего моего народа!
Рус расхохотался:
– Так срубите!
– Нет, – ответил Соломон печально. – Пусть напоминает…
Рус в затруднении признался:
– Моему народу никогда не понять твой народ. И почему ты здесь?
Соломон вздрогнул. На побледневшем лице глубокие морщины стали резче, а в глазах метнулся страх:
– Я боюсь… что ужасное время возвращается. Мне сказали, что некоторые из зелотов… это наши непримиримые, поговаривают о возвращении к старым свирепым богам. Такие слухи возникали и раньше, но сейчас… Прошел слух, что целая группа отступников пытается возродить старые ритуалы. Я никому не сказал, нечего сеять панику, пришел сам…
Рус перевел взгляд на дуб. Понюхал воздух:
– Успокойся, здесь давно не приносили жертв. Разве что задолго до нашего прихода. До прихода русов, я имею в виду.
– Правда? – прошептал Соломон.
Рус холодно усмехнулся:
– Похоже, только я приношу тебе хорошие новости!
Часть третья
Глава 1
Ночью волки без страха подходили к домам, ломали ветхие двери в сараях, прорывались к козам, овцам. Злых собак зарубили русы, а трусливые прятались в домах, визжали в страхе. Лисы без препятствий таскали уцелевших кур, уток.
Людей зарубили вроде всех, но после кровавой резни, зачастую на второй-третий день, в подвалах и подполах обнаруживались уцелевшие. Их почти не трогали, это в горячке боя режешь всех, даже стариков и детей, а потом что-то останавливает. Уцелевшие иудеи, прячась от страшных детей Гога и Магога, потянулись в град. Рус велел не мешать: чем больше народу там скопится, тем скорее задохнутся в своем же дерьме, утонут в нечистотах, пожрут все, сперва скот, потом собак, кошек и ворон, а затем все равно выйдут на милость сильных…
В захваченных весях остались больные, немощные, дряхлые старики, а с ними, к удивлению русов, добровольно осталась, прячась в подвалах, часть их молодой родни. В двух-трех местах русы с хохотом вытаскивали молодых женщин, насиловали, отпускали в изорванной одежде, но и тогда те не убегали в град, ибо в уцелевших домах ютились престарелые родители. Одна молодая женщина, говорят, своим молоком кормила престарелого отца, не давала умереть голодной смертью. Русы ходили смотреть на такое диво, звали и Руса, но тот раздраженно отмахнулся.
