Богдан Сушинский - Остров обреченных
– Им будет легче, поскольку они уже будут знать, что до них здесь жили, и не растерялись, сумели продержаться…
На камне, возле жертвенника, мы высечем топором наши имена и дату пришествия. Ты помнишь ее, дату высадки, Рой?
– Вспомню, – мрачно ответил шевалье. – У меня где-то записано.
– «Рой, Маргрет и Бастианна – будет написано там. – Подданные Его Величества, короля Франции, – явно понравилась Маргрет идея с именами и датами. – Прибыли на остров дня такого-то, а покинули его…»
– Надо подыскать подходящий камень. «Норд-герцогиня Маргрет де Роберваль – полновластная владетельница сего Острова Обреченных», – вот, что будет высечено на одном из камней жертвенника. Или выжжено на кресте».
– «Острова Обреченных»? – удивленно уставилась Маргрет на своего спутника. – Почему ты так назвал его? Не веришь, что мы спасемся?
– Даже если спасемся, все равно остров этот будет представать перед каждым ступившем на него островом обреченных.
Оказалось, что за грядой, самую высокую точку которой они разглядывали с берегов Гусиного озера, пролегает еще довольно обширная низина, мили две в длину и приблизительно столько же в ширину. Чем-то она отдаленно напоминала Козью долину: такие же, лишь кое-где подернутые каменистыми россыпями, луга; такие же рощицы… только здесь почему-то больше было лиственных деревьев; и такие же скальные барьеры, отделяющие этот уголок острова от океана.
Обойдя Канадский мыс так, чтобы оказаться на южном берегу его, Рой облюбовал небольшую, далеко в берег врезающуюся бухточку, и направил в нее свою «Святую Марию». Ветер сюда не проникал, волн не было, неглубокое дно просматривалось так, что, казалось, на нем виден каждый камешек, и если что-то и мешало рассматривать его, так это косяки рыб.
Оставив Маргрет в шлюпке, Рой закинул сеть и, разувшись и подкатив штаны, потянул ее, двигаясь по прибрежной отмели. Улов оказался небольшим, однако семи рыбин вполне хватило, чтобы не только устроить себе «рыбацкий» ужин, но и позаботиться о завтраке. Тем более что у них еще были остатки гуся. Единственное, чего здесь пока что не было, так это пресной воды, однако на уху им хватало, а утром Рой рассчитывал найти какой-нибудь источник.
Костер они развели возле шлюпки и, поужинав, спать тоже легли в шлюпке, при этом Рой пообещал, что обязательно соорудит над кормой, прибив к ней жерди и обтянув парусиной, – каюту. Подобные каюты, защищавшие и от палящего солнца, и от дождя, и, очевидно, служившие их владельцам «парусиновыми кибитками», они видели на Гаити.
Но прежде чем улечься, Рой развел еще один костер и, раздевшись, вошел в воду. Залив был мелким, и за день вода достаточно прогрелась, чтобы эту купель можно было терпеть, не особенно страдая от холода. Тотчас же разделась и Маргрет. Вода и в самом деле была на удивление теплой, особенно в той небольшой части залива, который уходил вправо, образовывая некое подобие озерца, отгороженного от основной части залива и всего океана подводным рифом.
Для плаванья он казался слишком тесноват и мелковат, зато плескаться в нем можно было сколько угодно, и Маргрет это вполне устраивало. Сделав несколько заплывов в сторону океана, Рой тоже перебрался через риф и решил устроить Маргрет урок плаванья, наподобие тех, которые уже несколько раз устраивал ей в Йордане. Причем делал это всякий раз, когда Бастианна уходила вниз, к фиорду.
На сей раз урок тоже оказался непродолжительным, хотя, поддерживая Маргрет, Рой чувствовал, что она уже пытается плыть самостоятельно и что кое-какими навыками все же овладела.
– До осени будешь плавать, как заправский моряк, – похвалил ее Рой, помогая выйти из залива и набрасывая на плечи кусок ткани, служившей им полотенцем.
– Я буду стараться, милый. Постепенно я буду перевоплощаться в матроса, охотника, каменщика, плотника и, конечно же, лучшую повариху.
– Лучшую на всем Острове Обреченных.
– Как тебе не стыдно, Рой! Разве я готовлю хуже Бастианны? – он сам вытирал ее полотенцем, и герцогиня покорно, как ребенок, предоставляла ему такую возможность.
– Наоборот, готовишь чуточку лучше. Поэтому-то и твержу, что будешь лучшей поварихой на всем острове. Если, конечно, исключить в этом качестве меня.
– Ты-то, допустим, в этом деле вообще ничему не научился. Даже уху варить и то не решаешься.
– Первую уху клятвенно обещаю приготовить в честь твоего первого предосеннего заплыва в фиорде.
24Одевшись, они расстелили трофейную куртку капитана «Бригитты» на «перину» из хвои и мха и улеглись между двумя кострами, чтобы побыстрее обсушиться и согреться. Таких привычных для Франции вечеров здесь не бывало. Сразу же после захода солнца воздух и земля как-то слишком уж быстро остывали, поэтому островитяне всегда должны были заботиться об огне и теплом одеянии.
Их поцелуи становились все продолжительнее, а ласки все нежнее, пока наконец два тела не слились в одном испепеляющем порыве страсти. И Маргрет показалось, что сегодня все было так же страстно и чувственно, как тогда, когда они познали друг друга впервые. Маргрет уже предчувствовала, что вскоре беременность даст себя знать, и ласки в постели придется на долгое время прекратить – о чем уже намекнула ей Бастианна: «Вы не обращайте на меня внимания и не опасайтесь меня, герцогиня, – молвила она за день до отплытия, когда, неожиданно вернувшись из форта, чуть было не застала их хижине в объятиях друг друга. – Время летит быстро, и вскоре вам придется долго носить под грудью ребенка, а вашему супругу столь же долго вынашивать под грудью половую тоску. Многие мужчины этого испытания не выдерживают и предаются ласкам любовниц, которых здесь, на острове, у Роя не будет. Так что поторопитесь дарить ему все, на что способны».
«Почему вы заговорили со мной об этом, Бастианна?» – зарделась Маргрет.
«В октябре вам будет девятнадцать, Маргрет, и многое вы уже знаете без меня. Но есть и нечто, о чем, как заведено, матери должны, просто обязаны, говорить со своими дочерьми. Матери или, извините меня, старую неистовую корсиканку, гувернантки. Которые всегда видят и знают намного больше любой матери..!»
Теперь Маргрет старалась затягивать ласки, не торопить мужчину, давая ему возможность понемногу остывать, распаляться и вновь слегка остывать.
«Ты становишься по-женски мудрой и многоопытной», – похвалила себя, поскольку у Роя похвалить ее ума, как всегда, не хватало. Хотя она, в общем-то, старалась. И не только в этот вечер.
А еще она с легкой грустью подумала, что, когда их снимут с острова, там, на корабле, а затем в Канаде, во Франции и, вообще, на той огромной земле, все будет по-другому, все будет немножко не так: они остепенятся, у них, возможно, появятся любовники, или, во всяком случае, воздыхатели и воздыхательницы; возникнет слишком много условностей, и вряд ли когда-нибудь выпадет возможность во купаться в ночном океанском заливе, да предаваться плотским утехам на необитаемом берегу, между угасающими кострами.
