Виталий Гладкий - Ушкуйники
Перебравшись на толстый сук очередного дуба, Жигонт вдруг почувствовал, что металлическая шкатулка, в которую после случая возле дома лекаря он заключил Малый Знич и которая покоилась сейчас у него в потайном кармане, стала отчего-то нагреваться. И почти сразу вслед за этим увидел священный огонь… в руках прусского жреца, приблизившегося к жертвенному костру. Большой Знич! Жигонт заерзал как на иголках, терзаясь раздумьями, как теперь поступить и что предпринять, дабы выполнить поручение Гедимина? Заветный камень находился так близко и одновременно так далеко от него!
Если даже не брать в расчет прогуливавшиеся по роще дозоры, то расклад выходил такой: впереди – пруссы, которые даже безоружными представляли для литвинов большую опасность, а позади – вооруженный с ног до головы отряд немцев. Ввязаться в драку сразу с обеими сторонами означало одно: малочисленную дружину Жигонта сомнут в считанные минуты. К тому же с пруссами литвины дружны: как-никак, вместе сражались против тевтонцев. Да и впоследствии всегда помогали друг другу… Не может же он своими необдуманными действиями посеять вражду между двумя народами! Ведь следопыты сембов, даже при удачном для литвинов исходе предприятия, все равно рано или поздно поймут, кто именно напал на их племя (да еще во время жертвоприношения!), и непременно сочтут поступок некогда дружественного народа страшным святотатством и объявят в итоге князя Гедимина заклятым врагом. Но как же тогда завладеть Большим Зничем?!
Пока Жигонт пребывал в мучительных раздумьях и колебаниях, перераставших постепенно в отчаяние, Юг де Гонвиль приказал своим следопытам неслышно очистить дорогу к поляне, где все еще тлели тела Адольфа фон Берга с его конем, от прусских дозоров. «Атаковать!» – единогласно решили рыцари-тамплиеры и незамедлительно сменили походную одежду на боевую. Конечно же их воинское облачение было несравненно легче рыцарского, однако защитные свойства доспехов вряд ли могли подвести в схватке с совершенно безоружными, как успел «подсмотреть» Юг де Гонвиль, пруссами.
Опытные в разведывательных вылазках следопыты-тамплиеры расправились с лесными дозорами без труда: радостные крики пирующих соплеменников и предсмертные вопли тевтонской «жертвы» ненадолго отвлекли молодых прусских воинов от службы, поэтому они даже опомниться не успели, как их тела уже были нашпигованы арбалетными болтами. И сразу после этого отряд Юга де Гонвиля с традиционным кличем рыцарей Храма «Босеан! Босеан!» ринулся в атаку.
Появление в Священной роще закованных в броню неведомых воинов оказалось для сембов сродни грому средь ясного неба. Тамплиеры же, воспользовавшись их временным замешательством, принялись разить мечами направо и налево, не щадя ни женщин, ни юнцов. (Совсем малых детей сембы оставили в городище под присмотром дряхлых и немощных соплеменников.) Тем не менее видавшие виды пруссы быстро опомнились и начали яростно защищаться всеми подручными средствами – от костяных ножей до камней и бочонков с пивом и медовухой, полетевших в «незваных гостей» подобно камням из катапульты.
Стоян едва успел пригнуться, когда брат Арнульф вознамерился одним ударом меча снести ему голову (опытный тамплиер сразу заприметил среди пруссов парня богатырского телосложения и решил расправиться с ним в первую очередь, дабы не столкнуться впоследствии с непредвиденными неприятностями). Впрочем, насчет «неприятностей» брат Арнульф и впрямь угадал. Следующим движением громилы-противника стал нырок под стол, откуда он вынырнул уже с тяжеленной деревянной скамьей в руках. Не понявший столь странного маневра брат Арнульф снова занес над головой богатыря свой меч, но Стоян опередил его. Размахнувшись, он ударил тамплиера скамьей по шлему так, что тот, мигом выронив оружие из рук и отлетев от стола на добрых пять-шесть шагов, благополучно и почти бездыханно приземлился на уже обильно залитую кровью траву.
– Меч! – крикнул Стоян киевским витязям, отметив краем глаза, что те отмахиваются от наседавших ворогов всем, что под руку попадется. – Возьмите меч!
Первым клич парня услышал Горислав. Не мешкая, он подхватил с травы оружие и тут же едва не до пояса рассек подскочившего сервента, доспех которого на поверку оказался совсем никудышным. Подоспевший Венцеслав вырвал из рук погибшего меч, и теперь русы слаженно заработали клинками почти как два крестьянина на току при обмолоте ржи.
Тем временем Стоян с помощью все той же лавки раздобыл оружие и себе, и Носку, который до сих пор обходился одним лишь костяным ножом, но при этом каким-то образом умудрился ранить двух тамплиеров. Когда же Стоян подкинул ему скрамасакс[122], Носок приободрился и принялся отбиваться от наседавших тамплиеров с обычными своими шуточками-прибауточками:
– Чудак покойник – умер во вторник… Хег!.. Хег!.. Стали гроб тесать, а он вскочил, да и ну плясать. А вот тебе – р-раз! А вот тебе – два! Что, худо, немчура? Васька-васенок, худой поросенок, ножки трясутся, кишки волокутся! На, получи!..
Юг де Гонвиль прорвался меж тем к кострищу и перерезал веревки, которыми были привязаны к столбам Бернхард фон Шлезинг и его курсер. Пока рыцарь наблюдал за страшными муками Адольфа фон Берга, дикий ужас за считанные мгновения выбелил его волосы, и он стал совершенно седым.
– Тебе крупно повезло, фон Шлезинг! – торопливо говорил Юг де Гонвиль, освобождая несостоявшуюся «жертву» от пут. – Помоги теперь и ты нам одолеть этих варваров! Я знаю: ты в одиночку способен совладать сразу с двумя десятками дикарей…
Голос нежданного спасителя показался тевтонцу знакомым, но лица его он не видел – оно было закрыто шлемом. «Судя по боевому кличу, на пруссов напали тамплиеры, но, помилуй, Бог, откуда они взялись в этой дикой глуши?!» – было последней здравой мыслью Бернхарда фон Шлезинга. Едва его руки и ноги оказались избавлены от веревок, он пришпорил верного своего курсера, и жеребец, начавший уже приходить в себя после наркотического угощения сембских конюхов, ринулся прочь от страшного побоища, опрокидывая и топча по пути и тамплиеров, и пруссов. Совершив гигантский прыжок через стол, конь помчался вон из рощи, чудом выискивая просветы между толстенными стволами вековых дубов.
– Лучше бы этого труса сожгли на костре, – зло проворчал алхимик вслед тевтонцу и, тотчас забыв о нем, кинулся к подставке со священным огнем. Подбежав, воткнул меч в землю и с замиранием сердца обеими руками снял колпак. В тот же миг над Священной рощей разнесся его дикий вопль:
