Виталий Гладкий - Ушкуйники
Скомонд, воспользовавшись короткой отлучкой криве-кривайто из-за стола, быстро и незаметно поменял местами свою чашу с чашей сидевшего рядом с ним ближайшего приспешника Небри, а когда тот вернулся, он немедленно, под предлогом присоединения ко всеобщему ликованию и под пристальным взглядом главного жреца, осушил чужую чашу до дна. Собственно, одновременно с соседом и мысленно усмехнувшись при этом. Вайделот знал, что мгновенной смерти друга и приспешника криве-кривайто не последует, ибо еще предки Небри, известные на всю округу знахари, умели создавать яды как моментального, так и длительного действия. Поэтому вряд ли Небри решился бы убить своего соперника прямо на глазах у соплеменников. Тем более великого героя, коим сембы провозгласили Скомонда за возвращение им Большого Знича и священных кобылиц. Скорее всего, яд подействует ночью: помощник Небри просто-напросто умрет от удушья. А потом можно будет списать его смерть на неумеренность в потреблении на пиру хмельного. Такое часто случалось…
Ушкуйники и витязи были поражены разыгравшимся на их глазах жестоким действом. Особенно Венцеслав. Несмотря на изрядное уже опьянение, он даже сделал попытку вскочить и потребовать от старейшин и жрецов прекращения сего варварства, но Горислав, крепко придержав его за рукав, сурово внушил:
– Не лезь в чужой монастырь со своим уставом! Заткни уши, ешь и пей. Собакам собачья смерть. Не ты ли совсем недавно сам изыскивал всевозможные, вплоть до самых жесточайших, способы возмездия за содеянную двумя этими немецкими псами подлость?
– Мыслить можно многое… – Венцеслав хмуро потупился. – А все ж негоже низводить человека до уровня скотины. Тем более рыцаря…
– Наверно, ты прав, спорить не буду. Но ему уже ничем не поможешь. Не повезло просто этим рыцарям умереть в бою.
Стоян изо всех сил старался не смотреть в сторону кострища, уже ознаменовавшегося черными обугленными фигурами немца и его коня. У парня даже аппетит пропал из-за распространившегося далеко окрест запаха живой паленой плоти.
Носок же отнесся к действу не в пример спокойнее и отчасти даже философски. Наблюдая за пруссами, со знанием дела подбрасывавшими в костер дрова, он глубокомысленно заметил:
– Вишь-ко, все прям как в аду… Батюшка сказывал, там тоже грешников на кострах поджаривают. Мда-а, не повезло немчинам: из одного ада сразу в другой угодят. Э-эх, вот ведь она какая капризная, судьбинушка-то наша людская! И што только она с нами, человеками, не вытворяет! – Опрокинув в себя очередную порцию священного белого напитка, Носок поставил сосуд на стол и сокрушенно продолжил: – А ить глянь-ко, друг: и все-то тут вроде бы знатно – и наедки сытные, и стол аки княжеский… А токмо нашего хлебного вина все равно не хватат. Ентого молочного квасу ведро ить выдуть надыть, штоб в голове как следует зашумело, а ноги сами собой в пляс пустилися…
…С вершины могучего дуба Юг де Гонвиль наблюдал за жертвоприношением, проводимым пруссами. Видимость в «волшебной трубе» оставляла желать лучшего (мешали ветки), но то, что сембы отправили на костер двух немецких рыцарей, он разглядел хорошо. Обуянный дикой злобой на варваров, он даже замычал сквозь крепко стиснутые зубы, но все-таки смог подавить рвущийся наружу гневный крик бессилия, ибо неподалеку располагался дозор пруссов. Юг де Гонвиль вообще чрезвычайно рисковал, осмелившись провести рекогносцировку места предстоящей схватки самолично: недавно пруссы прошли буквально в двух шагах от него. По счастью, помогла воинская выучка, приобретенная в боях с сарацинами: тамплиер перестал дышать и на время словно бы превратился в поросший травой земляной холмик в густом кустарнике.
А потом выяснилось, что куда-то пропали литвины. Следопыты отряда тамплиеров обескураженно разводили руками: это было выше их понимания. Впрочем, матерый Юг де Гонвиль тоже не заметил, в какую именно сторону подались лже-купец и его люди. Литвины исчезли столь внезапно, будто их поглотила неожиданно разверзшаяся под ними земная твердь. Данное обстоятельство слегка успокаивало (чем меньше конкурентов, тем лучше), но одновременно и настораживало: вдруг литвины ушли за подмогой? Тогда нужно атаковать пруссов немедленно!
Увидев с высоты дуба засиявший в руках прусского жреца священный огонь, Юг де Гонвиль едва не задохнулся от радости: друза, найденная Базилем, здесь! «Да поразит гнев Господний проклятого вора-колдуна!» – помянул он недобрым словом злодея, лишившего его ценнейшего артефакта. Теперь Юг де Гонвиль готов был пожертвовать всем своим отрядом, лишь бы священный огонь (или все-таки философский камень?) вновь оказался у него в руках.
…О наличии у своего отряда неведомых преследователей Жигонт узнал поздно. Пока прусс-бродяга не скрылся в городище, все внимание следопытов было направлено вперед, и никто даже в мыслях не держал, что главная опасность может таиться позади. Когда же наконец это обнаружилось (следопыты нечаянно наткнулись на свежее «лежбище» чужого разведчика, а потом выследили и самих преследователей), Жигонт едва с ума не сошел от злости на самого себя. Это ж надо было так опростоволоситься! И кому?! Одному из лучших воинов князя Гедимина! Которого искусству выведывания тайн у противника учили сами кипчаки – непревзойденные следопыты, способные отыскать следы хоть сокола в воздухе, хоть ужа в воде!
Великий князь литовский никогда не воевал с татарами и кипчаками и не платил им дань. Напротив, он сделал кочевников своими союзниками, поручив им охрану южных рубежей Великого княжества Литовского. А впоследствии, заметив, сколь эффективно и добросоветсно те выполняют поставленную перед ними задачу, Гедимин и вовсе пригласил многих из них на постоянную службу в свою дружину. С тех пор именно кипчаки, искусные и бесстрашные воины, обучали литовских дружинников стрельбе из лука на скаку, способам маскировки на любой местности и разгадыванию любых, даже самых запутанных следов.
Поразмыслив и вспомнив науку мудрых учителей, Жигонт решил «поднять» свой отряд на деревья. То был очень сложный, но зато весьма эффективный прием, позволявший полностью сбивать врага с толку. Обмотав и обвязав одежды древесной корой, литвины по-беличьи ловко вскарабкались на деревья, и теперь их невозможно было разглядеть даже с близкого расстояния. А поскольку исполинские дубы в сембской Священной роще стояли почти вплотную друг к другу и их толстенные ветви уже давно и надежно переплелись между собой, литвины начали передвигаться… как бы по воздуху. Жигонт наконец успокоился: сверху все просматривалось как на ладони, и теперь он мог одновременно и с равным успехом наблюдать за всем происходящим внизу. И за немцами (следопыты уже установили, кем именно являются их преследователи), и за пруссами, устроившими в роще пир с жертвоприношением, и даже за бродившими по лесу дозорами. Впрочем, группы последних были малочисленными и большой угрозы для его отряда не представляли.
