Генрих Майер - Дочь оружейника
– Радость и горе – вот наша жизнь! Что, если Мария не перенесет этого удара?
– Она так молода, батюшка, она поправится, – заметил Франк, садясь подле оружейника.
Оба они были измучены дальней ходьбой, и отдохновение было им необходимо, но положение Марии беспокоило их до того, что они не могли уснуть и, приказав подать пива и закуску, продолжала тихо разговаривать. Вальтер расспрашивал о всех подробностях спасения дочери, Жуанита сильно заинтересовала его.
– Надобно отыскать и спасти эту девушку от опасностей, – сказал Вальтер. – Она не раз спасала и твою сестру. Ясно, что она тебя любит.
– Что вы говорите! – вскричал Франк, догадываясь, что оружейник сказал правду.
– Только слепой не заметит этого, – возразил Вальтер, – и ты был бы неблагодарен, если бы не отвечал ей тем же.
Разумеется, молодой человек не рассказал своему воспитателю о последней сцене, когда Жуанита, прощаясь с Франком и Марией, сказала, что они любят друг друга, и оружейнику не могло придти в голову, что бывший его работник может страстно любить свою названную сестру, невесту своего друга. Вальтер продолжал:
– Жаль, что вы не уговорили ее бежать вместе с вами из Утрехта. Там она может попасть в руки изверга Перолио и никто не заступится, не отомстит за бедную девушку. Она сирота, как ты, Франк, она прекрасна и чиста, и даже не цыганка; право, ты хорошо сделаешь, если женишься на ней. Я уверен, что и мессир Шафлер посоветует тебе тоже.
– Вы думаете, батюшка? – спросил Франк рассеянно.
– Разумеется. Разве сам он не доказал, как пренебрегает предрассудками. Он дворянин, полководец, любимец епископа и женится на простой мещанке, когда мог выбирать между дочерями вельмож, а ты, хоть и лейтенант его, но можешь, не унижая своего звания, жениться на бедной девушке, которой обязан жизнью и честью своей сестры.
– Это правда, – проговорил в смущении молодой человек, – я ей многим обязан… но я не думал о женитьбе.
– Да теперь еще рано и думать. Надобно прежде найти средство вызвать Жуаниту к нам.
– Но мне хотелось бы прежде довести Марию до безопасного места.
– Об этом не беспокойся. Со мной Марии ничего бояться. Я подожду ее выздоровления и отвезу ее к Шафлеру. Пусть он решает, что делать.
– Так вы хотите, чтобы я опять шел в Утрехт и искал Жуаниту?
– Нет, я тебе ничего не приказываю и даже не могу советовать. Старый Ральф имеет над тобой больше власти, потому что следил за тобой с твоего рождения. Он тоже пошел отыскивать тебя и скоро будет здесь.
И оружейник рассказал Франку о последних приключениях бедного старика, который чуть опять не погиб голодной смертью и, несмотря на свою слабость, хотел тотчас же пуститься в путь. Но вероятно Шафлер уговорил его переночевать и отдохнуть.
Вальтер справлялся поминутно о дочери, которая наконец уснула. Но сон ее был тревожный; она была в жару, и странный бред ее пугал отца. Она говорила о Перолио, о матери, призывала Франка и умоляла его избавить ее от ненавистного брака; потом просила прощения у Шафлера и твердила, что пойдет в монастырь.
К утру она однако успокоилась, спала крепко и, проснувшись, сказала отцу:
– Батюшка, мне лучше и я могу ехать.
– Как я рад, милая Мария, как обрадуется граф Шафлер.
– Батюшка, – сказала девушка с необыкновенной твердостью, – неужели вы потребуете, чтобы я тотчас вышла замуж, забыв о матушке?
– Я не требую этого, дочь моя, но я дал слово Шафлеру, ты тоже согласна, и в последнее время мы решили как можно скорее окончить это дело.
– А если я вас прошу меня свести в монастырь?
– Как! Ты не хочешь выходить за Шафлера? Ты чувствуешь себя недостойной этой чести?
– О нет, батюшка, я не отказываюсь, но чувствую, что мне надобно поправиться, помолиться. Разве могут придти мысли о счастье, когда я не могу удержать слез, и будет ли мессир Жан доволен такой печальной невестой?
– Это его дело. Я все-таки отвезу тебя к нему. Помни, дочь моя, что у тебя нет другого убежища, кроме дома твоего мужа. Для твоего спасения я бросил все; дом наш в Амерсфорте принадлежит другому, и ты не можешь быть безопасна даже в монастыре, покуда жив Перолио. О, отчего он не погиб вчера от руки Шафлера!
Вальтер начал собираться в путь и сказав Франку, чтобы он дожидался Ральфа, посадил Марию на лошадь, закутав ее в широкий плащ, так что нельзя было даже догадаться, что это женщина, и сам хотел вести животное. Но оружейник не умел ни ездить верхом, ни обращаться с лошадьми и потому поневоле должен быть исполнять просьбу Франка, не хотевшего оставаться в гостинице и просившего взять его в проводники Марии, говоря, что если Ральф пойдет по этой дороге, то они встретят его.
Они отправились все вместе, щедро наградив трактирщика и взяв с него обещание, что в случае погони Перолио, он не скажет, кто у него останавливался. Франк вел лошадь, а оружейник шел сбоку, поддерживая Марию. Все они молчали и внимательно смотрели на дорогу, чтобы увидеть Ральфа или свернуть в сторону, если покажутся воины, с которыми в то время опасно было встречаться, к какой бы партии они ни принадлежали. Они грабили своих и чужих, потому что жалованье выдавалось им очень неаккуратно, а обидеть девушку считали обыкновенным делом. Вот почему маленький караван подвигался осторожно и встретил Ральфа близ Эмна, потому что старик не мог идти так скоро. Радость его при виде Франка была так велика, что он забыл даже его побранить за непослушание и присоединился к путешественникам, чтобы вместе с ними дойти до лагеря Шафлера.
Можно себе вообразить восторг графа, когда он узнал, что невеста его спасена. Он с жаром благодарил Франка, благословлял Жуаниту, про которую ему успели рассказать, и даже не проклинал более Перолио. Он был счастлив и весел, как ребенок, и начал распоряжаться помещением своих гостей.
– Мессир Жан, – сказала ему грустная невеста, – мне надобно поговорить с вами.
– С охотой, Мария, я вас слушаю, – сказал граф и, взяв ее за руку, повел в другую комнату.
– Батюшка, пойдите и вы к нам, – сказала Мария Вальтеру, который был пасмурен во всю дорогу и что-то все обдумывал.
– Я знаю, о чем ты хочешь переговорить с графом, – сказал он отрывисто, – и буду ждать его решения. Говори одна, а я с Ральфом и Франком займусь здесь завтраком и подкреплю мои силы.
Оставшись с женихом, Мария смешалась и не знала, как объяснить ему свое желание. Притом она так глубоко уважала этого человека, так была уверена в его искренней любви, что ей было жаль огорчить его. Под влиянием Франка она была готова на все, но теперь ей стало стыдно, что она увлеклась, забыла свои обязанности, священные обещания и, протянув руку графу, она проговорила со слезами:
