Багдан Сушинский - Путь воина
— Может, и в этот раз убежит?
— В этот раз не убежит, потому что нельзя. Обычно верят только тому, кто клянется уже на плахе. Так уж в этом вечно воюющем мире издревле повелось.
— Тоже верно.
— На рассвете пришлю его к вам, господин командующий. Чтобы человек удостоверился, что на «гетманский блуд» его посылает сам гетман. Для Галагана, как для смертника, это важно.
Как только Урбач ушел, Хмельницкий вновь позвал к себе вернувшегося в ставку из засады полковника Кривоноса, а также Ганжу, Лютая, Джалалию…
— Будем надеяться, что наш казак все же попадет к полякам, — молвил он. — В этом случае мы должны непрерывно атаковать их лагерь. Точнее, имитировать атаки. В то же время татарской коннице, — обратился он к Карадаг-бею, представлявшему здесь интересы перекопского мурзы, — следует разделиться. Одна часть утром пройдет мимо польского лагеря, делая вид, что только что прибыла сюда и что это передовой отряд Ислам-Гирея.
— Татары любят появляться с таким шумом, что тысячу их легко можно принять за десять, — заверил представитель татарской ставки. — Причем они умеют появляться таким образом.
— Мы рассчитываем на вас, полковник Карадаг-бей. Сделайте все возможное, чтобы в решающую минуту татарская конница наступала в том направлении, где находится лагерь поляков, а не в том, где расположился обоз моей армии.
Карадаг-бей обиженно промолчал. Однако Хмельницкий помнил, насколько высоко советник хана ценит и лелеет свое самолюбие. И что с задетой гордыней стараться будет по-настоящему.
— Если поляки выйдут из лагеря, мы не станем преследовать их, — предупредил Хмельницкий, — а будем сопровождать на расстоянии, находясь в стороне и как бы чуть-чуть позади. Чтобы боковое охранение поляков успокаивало Потоцкого. И так будет продолжаться до тех пор, пока поляки не подойдут к Гороховой Дубраве.
— А если они не пойдут туда? — проворчал Ганжа. — А захотят обойти его со стороны Стеблова, до которого урочище дотягивается не таким широким клином, как простирается в сторону Канева?
— Обход займет слишком много времени. И растянет их колонну. Уверен, что поляки будут стремиться поскорее пройти через урочище, чтобы к ночи добраться до Богуслава. К тому же в польском лагере есть наш казак, который постарается повести поляков по тому пути, который удобен нам.
— У нас действительно есть такой казак? — усомнился Джалалия, позволявший себе сомневаться буквально во всем, что сделано без его участия.
— К вечеру мы должны получить от него весть. Тогда будем знать точно, готов ли он жертвовать собой, заводя поляков туда, куда нужно нам. Кроме того, мы пошлем еще одного казака. Если поляки поверят ему, он тоже может стать их проводником. А теперь взгляните на карту. Вот Крымский путь. Поляки могут идти только таким строем: по дороге движутся кареты командования; по обе стороны от дороги — повозки с артиллерией; затем колонны пехоты, которые с двух сторон прикрываются конницей.
— Германская выучка, — согласился с ним Кривонос. — Точно так же они выстраивали свою походную колонну и под Желтыми Водами. Но воспоминания о судьбе Стефана Потоцкого как раз и будут удерживать поляков от выхода из лагеря.
— Если что-то пойдет не так, как мы предполагаем, тогда и действовать будем, исходя из ситуации, а пока что мы обсуждаем наш план, а не план Потоцкого.
— Считай, гетман, что я не произносил ни слова, — покаянно молвил первый полковник войска.
— …Как только поляки начнут втягиваться в урочище, им сразу же придется поломать свой приспособленный к походной обороне строй, поскольку путь их будет пролегать через узкий болотистый овраг. Дальше действуем так: ты, Джалалия, налегаешь со своей конницей на польский арьергард, не позволяя ему занять оборону, а значит, не давая возможности голове колонны вернуться на равнину. Ты, Лютай, со своей пехотой наносишь удар на стыке между арьергардом и основной колонной. Ты, Ганжа, заботишься о том, чтобы у поляков не возникало желания уйти в сторону сел Выграив и Стеблов. Тем временем со стороны Канева ужас на них будет наводить татарская конница…
19
Полковники ушли, убежденные, что все сложится именно так, как задумал их удачливый гетман. Но, оставшись наедине с собой, Хмельницкий вновь вернулся к карте и, взглянув на расположение польского лагеря, саркастически рассмеялся: никакие откровения наших «ангелов смерти» не заставят поляков оставить эту крепость, сказал он себе. Никакие! У них еще есть продовольствие, есть вода и порох. Кроме того, существует несколько участков, вполне пригодных для прорыва нашего окружения, причем они очевидны. Поляки конечно же останутся и дадут нам бой. Оказавшись на месте Потоцкого, ты избрал бы только такой исход противостояния. Так почему же ты считаешь, что Потоцкий должен мыслить иначе?
…Потому что Потоцкий, тут же возразил себе командующий, будет напуган сообщениями «ангелов смерти». Его поразят численностью татар, сражаться с которыми поляки просто психологически не готовы, а также численностью казачьих войск. К тому же в польском лагере все еще царит смятение после гибели корпуса Стефана Потоцкого под Желтыми Водами, причем зарождается это смятение в умах и сердцах самого главнокомандующего и его ближайшего окружения. А когда высшее командование армии не верит ни в свои силы, ни в свою военную удачу, это уже опасно. Словом, если коронный гетман в самом деле все еще не опомнился после разгрома войск своего сына, он уже сейчас ищет способы избежать битвы, значит, как только увидит, что путь к отступлению пока что открыт…
…Но именно потому, что он помнит о разгроме корпуса Стефана, он и побоится выйти из лагеря. Ведь сына казаки твои разгромили тем же способом — выманив его за валы. Так станет ли отец повторять трагическую ошибку своего неопытного потомка? Лагерь-то вон в каком прекрасном, удивительном месте разбили! В здешних краях другого такого не сыщешь…
…Так уж повелось, что самым упрямым и самым неподатливым оппонентом Хмельницкого всегда являлся он сам. Казалось, гетман способен был убедить кого угодно. У него хватало терпения убеждать часами. Вот только спорить с собой он так и не научился. Вечно не хватало ни терпения, ни аргументов. Так произошло и на сей раз. Отчаявшись прийти к какому-то окончательному выводу, гетман схватил коня и помчался в полк Кривоноса, который располагался чуть поодаль от основного лагеря. Ему вдруг лично захотелось убедиться, что его казаки умеют и готовы устраивать завалы, ямы-ловушки и засады. Он требовал показывать пилы и топоры и даже лично проверял, остры ли некоторые из них; уточнял, хватает ли бойцам, которым завтра же предстоит развернуть все эти работы, лопат. А в конце концов потребовал, чтобы Кривонос отобрал сотню казаков, умеющих подсекать деревья так, чтоб падали они только тогда, когда нужно и куда нужно; были привычны к земляным работам и имели устраивать завалы.
