Бернард Корнуэлл - Арлекин
— Что будет со мной, если вы проиграете? — спросила Элеонора.
— Мы не проиграем, — ответил Томас, хотя в его голосе было мало уверенности.
— Что со мной будет? — снова спросила она.
— Поблагодари французов, которые тебя найдут, скажи, что тебя заставили идти с нами против твоей воли, и тебя отправят к твоему отцу.
Элеонора задумалась над этим ответом, но, похоже, он ее не убедил. В Кане она поняла, что солдаты после победы не руководствуются рассудком, а становятся рабами своих желаний. Она поежилась.
— А что будет с тобой?
— Если останусь в живых? — Томас покачал головой. — Меня возьмут в плен. Я слышал, пленников отправляют на юг, на галеры. Если оставят в живых.
— Почему же не оставить?
— Они не любят лучников. Они нас ненавидят. — Он пододвинул к огню охапку папоротника, стараясь высушить листья, прежде чем сделать из них постель. — А может быть, никакого сражения и не будет, потому что мы опередили их на целый дневной переход.
Говорили, что французы снова выступили из Аббевиля и перешли реку, и это означало, что охотники приближаются. Но англичане на день опережали их и, возможно, успели бы добраться до своих крепостей во Фландрии. Возможно.
Элеонора заморгала от дыма.
— Ты не видел рыцаря с тем копьем?
Томас покачал головой.
— Даже не высматривал, — признался он.
Меньше всего в эту ночь он думал о таинственных Вексиях. И, естественно, не ожидал увидеть копье. Это была фантазия мессира Гийома, а теперь еще и страсть отца Хобба, но для Томаса копье не стало наваждением. Остаться живым и найти что-нибудь поесть — вот что было его основными желаниями.
— Томас! — позвал снаружи Уилл Скит.
Томас высунул голову и увидел рядом со Скитом закутанную в плащ фигуру.
— Я здесь, — сказал он.
— Вот тебе компания, — угрюмо проговорил йоркширец и пошел прочь.
Закутанная фигура нагнулась, чтобы войти, и Томас с удивлением узнал Жанетту.
— Мне не следовало приходить сюда, — поздоровалась она, втискиваясь в дымное помещение. Она скинула капюшон и увидела Элеонору. — Кто это?
— Моя женщина, — по-английски ответил Томас.
— Скажи ей, чтобы ушла, — по-французски приказала Жанетта.
— Останься, — сказал Томас Элеоноре. — Это графиня Арморика.
Жанетту задело, что Томас противоречит ей, но она не стала настаивать, а протянула Томасу мешок. Там были окорок, буханка хлеба и глиняная бутыль вина. Томас увидел, что хлеб пшеничный, хорошего помола, какой могли себе позволить лишь богачи, а приправленный гвоздикой окорок был липким от меда.
Он передал мешок Элеоноре со словами:
— Пища, достойная принца.
— Отнести Уиллу? — спросила девушка, так как лучники договорились делиться пищей.
— Да, но это может подождать.
— Я отнесу сейчас, — сказала девушка и, накинув на голову плащ, исчезла в сырой темноте.
— Она довольно красива, — по-французски заметила Жанетта.
— Все мои женщины красивые, — сказал Томас. — Все достойны принца.
Жанетта бросила сердитый взгляд, а может быть, ее просто раздражал дым от костерка. Она осмотрела хижину.
— Это напоминает мне наше путешествие.
— Тогда не было холодно и сыро, — сказал Томас.
«И ты была безумна, — хотел он добавить, — и я нянчился с тобой, а потом ты ушла, даже не оглянувшись». Жанетта уловила враждебность в его голосе.
— Принц думает, что я пошла на исповедь, — сказала она.
— Тогда признайся мне в своих грехах, — ответил Томас, — и тебе не придется врать его высочеству.
Жанетта пропустила это мимо ушей.
— Ты знаешь, что теперь готовится?
— Мы бежим, они гонятся за нами и либо догонят, либо нет, — грубо ответил он. — А если догонят, будет кровопускание.
— Догонят, — уверенно проговорила Жанетта, — и будет сражение.
— Откуда ты знаешь?
— Я слушаю, что докладывают принцу. Французы идут по хорошим дорогам, а мы нет.
Это звучало правдоподобно. Дорога от брода, через который английское войско перешло Сену, вела только в болота и леса. Брод связывал деревни, но не лежал на большом торговом пути, поэтому хорошие дороги не шли от его берегов. А французы перешли мост у Аббевиля, купеческого города, и вражеское войско ускоренным маршем двигалось по широкому тракту в Пикардию. Его солдаты хорошо питались, хорошо отдыхали и шли по хорошей дороге.
— Значит, будет сражение, — сказал Томас, трогая свой черный лук.
— Непременно будет, — подтвердила Жанетта. — Это решено. Вероятно, завтра или послезавтра. Король говорит, что у самой опушки леса есть холм, где можно обороняться. Он говорит, это лучше, чем дать французам обогнать нас и преградить дорогу. Но в любом случае… они победят, — добавила она после короткой паузы.
— Возможно, — согласился Томас.
— Победят, — повторила Жанетта. — Я слышу, что говорят, Томас! Их слишком много.
Томас перекрестился. Если Жанетта права, а у него не было причин подозревать ее во лжи, командование войска утратило всякие надежды. Но это не означало, что и он отчаялся.
— Сначала нас надо разбить, — упрямо сказал Томас.
— Разобьют, — с жестокой уверенностью проговорила Жанетта. — И что тогда будет со мной?
— С тобой? — удивленно переспросил он и осторожно прислонился к стене своего убогого жилища.
Элеонора, наверное, уже отнесла пищу и спешила назад, чтобы послушать их разговор.
— А мне какое дело, что будет с тобой? — громко произнес Томас.
Жанетта бросила на него злобный взгляд.
— Ты когда-то поклялся, что поможешь вернуть моего сына.
Томас снова перекрестился.
— Поклялся, моя госпожа, — признал он и подумал, что слишком легко дает обеты; одного хватило бы на всю жизнь, а он дал их больше, чем мог запомнить, не то что сдержать.
— Так помоги, — потребовала Жанетта.
Томас улыбнулся:
— Сначала нужно выиграть сражение, моя госпожа.
Жанетта нахмурилась, раздраженная заполнявшим шалаш дымом.
— Если после сражения меня обнаружат в английском лагере, Томас, я больше никогда не увижу Шарля. Никогда.
— Почему же? Ты не будешь в такой уж опасности, моя госпожа. Ты же не простая женщина. Может быть, когда сходятся два войска, на поле боя не так уж много рыцарства, но в шатрах царственных особ его еще проявляют.
Жанетта нетерпеливо покачала головой.
— Если победят англичане, — сказала она, — то я еще смогу увидеть Шарля, ведь герцог начнет заискивать перед королем. Но если проиграют, то в подобных жестах не будет нужды. И если они проиграют, я потеряю все.