Алексей Пиманов - Александровский cад
Варфоломеев усмехнулся:
– Все такая же заботливая и активная. Одно слово – комсомолка Шапилина…
– Казарина, – поправила его Татьяна. Варфоломеев удивленно вскинул брови:
– Поженились, значит?
Он заулыбался и от радости даже начал потирать руки. Ни Алексей, ни Татьяна так и не поняли, откуда он вытащил еще один пистолет. Дуло мгновенно было направленно на Татьяну. Лешка сделал непроизвольное движение в сторону Германа, но его остановил резкий окрик:
– Алексей, пожалей Таню! Казарин остановился.
– Слушай меня внимательно и не делай глупостей, – изменившимся голосом приказал Варфоломеев. – Странно, что твой отец не научил тебя этому трюку. И не вбил в голову, что грамотные люди на такие дела с одним пистолетом не ходят. – Герман Степанович говорил быстро, не давая Лешке опомниться. – Ты можешь стрелять, но не сомневайся, что выстрелов будет два. И два трупа: мой и Татьяны. Не думаю, что тебе это надо. Значит, будем вести себя разумно. Предлагаю ничью. Ты сейчас оставляешь нас двоих, а сам на всех порах летишь в трапезную…
Тут Варфоломеев сделал небольшую паузу и эффектно произнес:
– Там мои люди с минуты на минуту– могут добить твоих отца и мать.
Казарину показалось, что он ослышался.
– Какую мать? – не понял Алексей и покосился на Таню, до которой тоже с трудом доходил смысл последних слов старика.
Несмотря на весь трагизм ситуации, Варфоломеев не смог сдержать улыбки – настолько комичные выражения появились на лицах его бывших воспитанников.
– Какую мать?! – с издевкой переспросил Герман Степанович. – Да твою, Алеша, твою. Надеюсь, у них будет возможность самим тебе все рассказать.
Варфоломеев перестал улыбаться, лицо его вновь стало каменным.
– Торопись. А за Татьяну не беспокойся – не трону. Во-первых, долг у меня перед тобой за 41-й год, а во-вторых, старая любовь, говорят, не ржавеет.
Совершенно потерянный, Лешка продолжал стоять на месте, не отводя дула пистолета с Варфоломеева. Его голова отказывалась что-либо понимать.
– Алешка, не верь ему, – неожиданно закричала Татьяна. – Какая мать, какой отец?! Он же блефует! Ты что, не видишь?!
Варфоломеев криво усмехнулся и, не сводя глаз с руки Алексея, судорожно сжимающей пистолет, полез в нагрудный карман.
– Держи! – И он кинул в сторону Тани какую-то красную книжечку.
Татьяна поймала ее на лету, развернула и быстро пробежала глазами.
– Это удостоверение Владимира Константиновича, – растерянно пробормотала она и посмотрела на мужа.
Вновь наступила невыносимая пауза. Казарин и Варфоломеев продолжали неотрывно следить за малейшими движениями друг друга. Алексей никак не мог решиться оставить жену одну, однако чем дальше, тем яснее он понимал, что другого выхода у него нет. И тут на помощь пришла Татьяна.
– Иди, Алешка, не теряй времени, все будет нормально. – Она попыталась изобразить на лице подобие улыбки.
– Ну, смотрите, Герман Степанович… – угрожающе произнес Алексей и попятился к выходу.
Когда Варфоломеев вышел из трапезной, Афанасий подошел к Казарину-старшему поближе, что-то поискал языком за левой щекой, сплюнул и произнес:
– Даю вам три минуты подумать. Зачем ломать кости, если можно их не ломать. Петя, держи их обоих на мушке, а я пока доем то, что не успел…
Он придвинул к столу скамейку и, крякнув, сел возле алюминиевой миски, рядом с которой лежал огромный кусок черного хлеба. Почесав небритый подбородок, Афанасий приступил к трапезе. От его громкого чавканья Анна сморщилась. Это не ускользнуло от внимания столующегося.
– Что, не нравится? Ничего, скоро не понравится еще больше.
Анна отвернулась. Наступила мертвая тишина, прерываемая лишь ритмичным до омерзения чавканьем. Наконец Афанасий закончил, вновь поискал что-то языком за щекой, встал, подошел к Казарину и, ни слова не говоря, ударил его прикладом автомата по ребрам. Анна вскрикнула, попыталась вскочить, но, отброшенная Петром назад, вновь рухнула на скамейку.
– Я же говорил, что не понравится, – сказал Афанасий и икнул.
– Ладно, черт с вами, я все скажу, только не трогайте его больше. – Анна не отрываясь смотрела на согнувшегося Владимира.
– Ну, вот и правильно, чего, правда, ссориться, – вздохнул Афанасий и молча уставился на Анну.
– Код у Германа.
– А я-то думал, мы договорились. – Афанасий вновь поднял автомат.
– Да говорят же вам, табличка с кодом была в удостоверении! – истерично закричала Анна и еще раз попыталась вскочить. Но Петр вновь отбросил ее назад.
Афанасий почесал небритый подбородок.
– А он знает?
– Вы у меня спрашиваете?!
Афанасий задумался, и в зале вновь наступила гнетущая тишина.
– Хорошо, кабы так, – произнес он наконец. – Петька, не спускай с них глаз, а я быстренько.
Он засеменил к двери, звякнуло тяжелое железное кольцо, и небритый человек в сутане скрылся в черном проеме.
Лешка выскочил из собора и со всех ног бросился к трапезной, где на втором этаже тускло горел свет. Вся остальная территория была погружена во мрак. С Афанасием они столкнулись на лестнице. Лешке повезло, он успел отскочить в сторону и вжаться в стену в полуметре от входной двери.
С одиноким Петром Казарин-старший разобрался быстро. Помог все тот же камень-неваляшка, спрятанный в рукаве. Петру достаточно было на секунду отвести глаза, как послышался свист… Удар пришелся в висок, и, захрипев, Петр завалился набок.
– Аннушка, ты просто умница, – произнес Владимир, после чего взялся за бок и поморщился, – больно… сволочь…
В этот момент скрипнула дверь и в темном проеме показалась фигура в монашеском одеянии. И снова послышался свист камня-выручалочки, но Афанасий ловко увернулся и вдруг произнес Лешкиным голосом:
– Батя, так и убить можно…
В эту же секунду на улице раздался взрыв…
– Танька! – крикнул Лешка и стремглав выскочил наружу. За ним бросились Казарин-старший и Анна.
Тани в соборе не было. Анна, Владимир Константинович и Лешка вновь выбежали наружу и остановились в нерешительности, лихорадочно соображая, куда двигаться дальше.
И тут они увидели Татьяну, появившуюся из-за угла. Она, спотыкаясь, кинулась к мужу, уткнулась ему в грудь, и с ней началась истерика. Насмерть перепуганный, Лешка вначале убедился, что с женой все в порядке, и только затем, борясь с подступившим к горлу комком, спросил:
– Это он?
Татьяна кивнула и сквозь слезы начала сбивчиво бормотать:
– Он. Приказал идти с ним вон до той башни, открыл дверь хода, ведущего куда-то вниз, попрощался, с иронией посоветовал продолжать изучать историю, особенно подземные ходы, и потребовал, чтобы через минуту я была далеко. А потом этот взрыв.
