Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг
Когда час спустя к ней вошла Берч, Аннунсиата все еще неподвижно сидела в темноте, не зажигая свечи.
– Миледи, как, вы все еще здесь? – спросила Берч, подходя к ней. Аннунсиата не ответила, и когда Берч осторожно прикоснулась к ней, то обнаружила, что она дрожит всем телом, как перепуганное и загнанное в угол животное. – Вы замерзли, миледи, – решительно заявила горничная. – Я прикажу согреть воду – ванна поможет вам. Думаю, уже достаточно прохладно, чтобы затопить камин в спальне. Вставайте, я помогу вам дойти до вашей комнаты.
Аннунсиата медленно поднялась и позволила Берч отвести себя в спальню, двигаясь так осторожно, как будто ее не слушались ноги. Берч сочувственно поглядывала на хозяйку, пытаясь приписать ее слабость какой-либо причине.
– Вечер был слишком утомительным для вас, тем более сразу после родов, – проговорила Берч. – Примите ванну и сразу ложитесь в постель, я принесу вам ужин. Я сообщу его светлости, что вы будете ужинать одна.
При упоминании о муже Аннунсиата слегка оживилась. Она медленно повернулась к Берч, и ее глаза заблестели, как при лихорадке.
– Он сказал, что надо принять правила – хорошо. Он проглотит такую же пилюлю, и мы еще увидим, придется ли она ему по вкусу.
Вскоре их размолвка стала известна решительно всем. Чета Баллинкри вела себя друг с другом крайне корректно, на людях в их отношениях не было ни малейшего намека на разрыв. Однако придворные леди и джентльмены пристально наблюдали за ними, подмечая все своими блестящими от возбуждения, удивления и злорадства глазами, и втайне заключали пари о том, что произойдет дальше. Лорд Баллинкри, как считали они, заведет возлюбленную – и пара особенно смелых знатоков намекали на леди Каслмейн, которая никогда не была верной королю. Но леди Баллинкри – целомудренная недотрога, ненакрашенная отчужденная леди Баллинкри, – что будет с нею? Первые щеголи двора уже начали чистить перышки, гадая, кому из них удастся успешно провести штурм огражденного сада.
Прежде всего ее светлость стала проявлять признаки возбужденного веселья. Не считая короткого перерыва, связанного со смертью королевы Елизаветы в феврале, зимний сезон при дворе протекал довольно гладко; чету Баллинкри приглашали повсюду и везде их встречали – иногда вместе, иногда поодиночке, и сами супруги устраивали вечеринки, балы, званые обеды и развлечения различного рода. Отчасти из любопытства, отчасти просто потому, что Баллинкри славились умением развлекать гостей, никто не отказывался от приглашения. Супруги швыряли деньги на ветер, их ужины отличались изысканностью, вино текло рекой из неисчерпаемых погребов; костюмированные балы, любительские спектакли и балеты были впечатляющими и роскошными. И несмотря на пристальное наблюдение, никто не мог определить, есть ли любовник у леди Баллинкри – даже тс, кто некогда верил в то, что любовником Аннунсиаты является король, теперь неохотно расставались с этой мыслью, ибо король продолжал относится к ней с той же самой братской нежностью, что и прежде. В мае в Англию прибыла невеста короля, принцесса Екатерина из Браганзы, и король вместе с принцем Рупертом отправились в Портсмут встречать ее. Когда принцесса появилась в Лондоне, придворными было устроено множество развлечений, достойных и роскошных, чтобы почтить новую королеву, и на приемах каждый новый хозяин и хозяйка изо всех сил старались превзойти предыдущих.
Леди Баллинкри, только что назначенная первой леди королевской опочивальни, не отставала от других, и весь двор с нетерпением ждал, что она придумает еще более изысканную забаву, чем чета Бэкингемов. Однако еще из прошлого опыта было известно, что леди Баллинкри никогда не следует чужому примеру. Вместо того чтобы устроить еще один бал или званый обед, она заказала представление «Торжественной мессы» Вильяма Морлэнда в соборе Святого Павла – там, где, по семейному преданию, месса и была задумана. Любовь короля к музыке и его желание восстановить давние музыкальные традиции церкви, запрещенные при правлении республиканцев, побудило его с радостью принять приглашение. Зрелище было благопристойным и великолепным, в нем участвовали лучшие актеры того времени, а позже вечером Аннунсиата задумала устроить интимный вечер в собственном доме для избранных гостей. На вечере предполагался изысканный ужин и частное представление балета Вильяма Морлэнда «Тезей и Ариадна», костюмы для которого обошлись более чем в тысячу фунтов.
– Ну, леди, на этот раз вы отличились, – воскликнул Хьюго, когда получил ответы на приглашение от герцогов Йоркских. – Никто при дворе не в состоянии перещеголять вас, ибо у кого еще предки увлекались сочинением песнопений для англиканской церкви? Ваш успех запомнится во веки веков. Все придворные начнут копаться в семейных архивах, разыскивая художника или хотя бы поэта – я слышал, что леди Карнеги собирается устроить чтение виршей своей прапрабабушки, собрать оркестр из сорока скрипачей и поставить балет евнухов в золоченых одеждах.
Аннунсиата расхохоталась – Хьюго всегда умел вовремя рассмешить ее – и он с любопытством взглянул в ее сторону. Совсем недавно Аннунсиата стала вести себя по отношению к нему с вежливым вниманием, однако Хьюго чувствовал неладное и гадал, что задумала его жена. Аннунсиата выглядела очень мило, сидя за своим маленьким письменным столом и распечатывая письма; солнце из открытых окон освещало розовые бутоны, приколотые к ее волосам, легкий ветер играл тонкой белой муслиновой оборкой ее утреннего платья и вздымал листы бумаги так, что Аннунсиате пришлось посадить сверху Шарлеманя вместо пресс-папье. Щенок вздохнул, уткнул морду в передние лапы и задремал на майском солнышке.
– Что вы задумали, Аннунсиата? – внезапно спросил Хьюго. – Чего вам еще не хватает?
Она подняла глаза, в которых светилось неподдельное удивление.
– Того же, чего не хватает всем – богатства, хорошего положения для себя и своей семьи. Ричард хотел бы стать посланником. Он получил титул рыцаря, но почему бы ему не быть баронетом? И кое-что для Ральфа – при моем теперешнем положении самое время помочь родственникам. Король обожает меня.
Хьюго нахмурился.
– Знаю. Это давно уже всем известно. И все эти жертвы ради вашей семьи?
Аннунсиата мило улыбнулась.
– Старые слухи давным-давно забыты, мой дорогой. Конечно, откуда вам знать о родственных отношениях – ведь у вас нет родни. Прошу меня простить, у меня так много дел, к тому же днем я должна быть у королевы, – она поднялась, подхватила Шарлеманя и вышла, шурша юбками, на ходу зовя Берн помочь переодеться.
Хьюго остался стоять у стола, нахмуренный и угрюмый, затем взял последнее распечатанное Аннунсиатой письмо и бегло просмотрел его. Письмо было от Эдуарда – короткое сообщение, что он вскоре должен появиться в Лондоне с докладом канцлеру и будет рад засвидетельствовать свое почтение Аннунсиате. Лицо Хьюго прояснилось – Эдуард! Как давно они не виделись! Было бы чудесно встретиться с другом – это на время прогонит все беспокойство о жене.
