Александр Холин - Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
Её беспокоила другая проблема: тут, под боком, цыгане, блин, непроходимые, претендующие на почтительную любовь потомков только за то, что их предки жили в самой Гиперборее! Интересно, в Арктиде всё население было сплошным кочевым табором?
Кстати, если цыгане древнее, чем русские «древляне» и «поляне», то может быть им что-либо известно о Любви, о Божественной Любви? Ведь не достаточно на свет родиться, а важно подарить этому миру часть умения любить, радоваться, прощать и терпеть ближнего! Чему до сих пор ещё не могут научиться живущие на этой планете.
Сохранившиеся у цыган воспоминания о погибшем материке не являлись чем-то очень уж заслуженным. Ведь Арктида или Атлантида тоже почему-то затонула? Может быть, предки этого Баро могли погубить не только целый континент, а и всю планету. Недаром ось Земли сейчас находится в наклонённом состоянии по отношению к оси вращения!
И это неслыханное царство Десяти Городов было когда-то настоящее … или не настоящее?..
– Хорошо, – решила уточнить Илона. – Как скоро мы окажемся в России и как скоро увидим Аркаим?
– Окажемся? – удивился Баро. – Мы уже давно в России, только идём не теми путями, где обычно народ селится. Мы сейчас уже в Западной Сибири и скоро подойдём к самому Аркаиму.
– А как же вам удалось провести нас нехожеными таёжными тропами и ни разу не натолкнуться на жильё человека?
– Очень просто, – Баро беспечно махнул рукой на юг. – Когда старообрядцы в семнадцатом веке прятались в Алтайских горах от патриарха Никона, который всю православную Русь в крови потопил, то были проложены тропы и в Тибет, и в Индию, и в Китай. Мы, Тибетские цыгане, дороги эти помним из поколения в поколение. Как же цыган может прожить без дороги? Никак! Вот и ходим мы по тем дорогам, где не ступала нога неруся.
– Выходит, в России живут одни лишь неруси? – не отставала Илона.
– Выходит, настоящие русские никогда свою родину продавать не станут! – отрезал Баро. – Вон, посмотрите на китайцев. Они когда-то стеной отгородились не из-за того, чтобы врагу путь преградить, а из-за того, чтобы насельники Китая не путались с внешним миром, не поклонялись разным там Тимурам, Батыям и Тамерланам и не спешили увезти за границу то, что является народным достоянием. Мне ни к чему доказывать вам прописные истины. Вы оба тоже из России просто так не уехали бы. Разве я не прав?
Илона с Ярославом переглянулись, но возражать не стали.
Небольшой караван паломников шёл по берегу таёжной речки Сынташты, которая где-то там много севернее впадала в Тобол. Иисус присматривался к могучим кедрачам, к обрывистым сопкам по берегам реки и не переставал удивляться. С учителем Закхеем они измерили уже полмира в своих скитаниях. Но ни одна страна, ни удивительная природа других царств не могла разбудить в сердце послушника те волшебные струны, которые зазвучали здесь, в Сибирском царстве Десяти Городов.
Хотя в тех же горах Тибета было увидено и услышано много интересного и непознанного. Однажды, когда Иисус своими ушами услышал в одном из горных аулов песни Калачакры – тайного тантрического учения, возглашённого пресвятой Адишей, только тогда поверил, что цыган-погонщик, исполняющий эти песни, – настоящий чампа Майтрея.[112]
Но вдруг восхваление Адише прервалось на полуслове, с гор, будто внезапная снежная лавина стала наваливаться тишина, только поцарствовать ей удалось очень недолго. Тот же певец с известным в каждой стране цыганским надрывом запел совсем другую песню:
– Ай, ромалэ! Сырьёнэ баганас!..[113]
Дальше прозвучали несколько едва различимых фраз, но горное эхо не упустило и этого. Для него повторять за певцом-цыганом жгучую тоску человека показалось занятным и голос с надрывом носился в ущельях уже далеко от того места, где его выпустил на волю певец. Но вот песня совсем начала затихать:
– Кай ёнэ, ромалэ? Кай гилы?..[114]
Погонщик, едущий на муле рядом с Иисусом, отцепил от седла небольшой кожаный бурдюк, откупорил затычку и протянул послушнику, решив отвлечь путешественника от печальных воспоминаний:
– Амрита.[115]
Тот недоверчиво принял из рук цыгана бурдюк с булькающей там жидкостью, понюхал, но пить не стал. Тогда цыган отнял у него бурдюк и протянул Закхею. Тот послушно выпил, крякнул, тряхнул головой. Мизерный глоток, сделанный Закхеем, не вызвал у него ни надсадного кашля, ни ещё какой-либо видимой реакции. Просто первосвященник сидел на муле, уставившись в одну точку. Но вдруг его словно прорвало, как яростный поток мускулистых струй прорывает плотину. На лицо и на лице было всё, что возможно и невозможно от такого мизерного количества лекарственной влаги: слёзы, кашель, сопли, отдышка, чих, рык… Это выглядело, будто человек впервые в жизни узнал, что такое глоток лекарственной жидкости. А, может быть, действительно впервые? И действительно ли это был напиток бессмертия? С трудом верится, но что только в дороге с человеком не случается.
Цыган-погонщик укоризненно покачал головой, глотнул сам из бурдюка и потом, присмотревшись к дороге, указал рукой на виднеющийся невдалеке холм.
– Вот и Аркаим. Приехали.
Внизу, под взгорьем, откуда смотрели путешественники, простиралась на много вёрст красивая малозалесённая долина, вокруг которой, словно ёжики, столпились сопки покрытые сосняком, кедрачом, берёзами, вперемежку с ольхой и вересником. Долину разделяла пополам речка. На пойменных лугах мирно паслись стада коров, овец и ещё каких-то необычных животных.
Все, конечно, держались поближе к речке. Погонщик её Сынташтой, кажись, окрестил. Прямо в центре долины река разделялась на два рукава и за скалистым холмом смыкалась снова. На остров через оба протока были перекинуты мосты, а окружённый рукавами реки холм пестрел диковинными застройками. Очень хорошо отсюда просматривалась дорога, окружавшая скалистый курган, окольцованный стенами, и заканчивающаяся на самом верху, где венцом было строение похожее на деревянный средневековый замок. Правда, замком его можно было назвать с большой натяжкою, потому как это место находилось в России, а замков на Руси отродясь не бывало.
На вершине холма никого из людей было не видно. Лишь только у подножия, где проходила высокая наружная стена с башнями, копошились какие-то людишки, очень похожие издалека на муравьиное семейство. Караван путников направился к этому месту. Но там новые гости любопытства ни у кого не вызвали – мало ли кто приезжает. Однако перед городскими вратами стояли двое мужчин в диковинных красных кафтанах с алебардами в руках.
Первосвященник Закхей подошёл к ним и что-то долго выяснял, но вернулся к Иисусу с сияющим лицом.
