Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу
Но тут как раз дверь резко распахнулась! И вошел…
Польский уланский офицер в расстегнутой шинели. Ну, конечно, тот самый улан, и сомневаться нечего, гневно подумал сержант. Но это он так только подумал, а внешне ничего не показал – стоял с непроницаемым лицом и ждал, что будет дальше. А дальше было очень просто – улан как-то странно мотнул головой и сказал по-французски, почти безупречно:
– Сержант! Седьмой гусарский! Так?
– Так, да, – сержант кивнул. – А зовут меня Шарль.
– Гм! – растерялся офицер. – Очень приятно. Войцех. Лейтенант.
– Чем могу быть полезен, пан Войцех?
– Э… Вот! – улан кивнул на Змицера, стоявшего у него за спиной, и продолжил: – Так вот! Я прихожу сюда, и говорю, что мне здесь нужно, а этот человек, ну, этот Змицер, он нагло говорит, что он ничего не знает, что он теперь здесь никто, и что всем и вся здесь распоряжаетесь один только вы, пан Шарль. Так это?
– Так, – сразу подтвердил Дюваль. – А что?
Пан Войцех промолчал. Глянул туда, глянул сюда, увидел, что в углу кто-то лежит, накрывшись с головой, и сильно удивился. Потом заметил возле лавы сапоги – тяжелые, растоптанные, с раструбами, – сердито усмехнулся и спросил:
– Ваш подчиненный?
– Да.
– Драгун?
– Нет, кирасир.
– И это… Он только здесь, и всё?
– А вы еще кого-то ищите?
Пан Войцех пристально посмотрел на сержанта, немного помолчал, потом сказал:
– Ну… в общем, да. Мне говорили, с вами женщина.
– Кто говорил?
– Говорили: она под арестом.
И это Войцех сказал с вызовом, очень сердито. Тогда и сержант рассердился – и тоже очень сердито ответил:
– Нет! Кто это такое выдумал? Какой еще арест?!
– Но, – Войцех даже растерялся. – Она, что ли, здесь? При вас? И вы… ну, скажем так… ее сопровождаете?
Сержант уже почти не сомневался, с кем он разговаривает. Но виду не подал. А зачем? Ведь этот Войцех первым начал такую игру, он задал правила! И поэтому, по таким правилам… Сержант нахмурился и сделал вид, что думает, а потом резко сказал:
– Господин лейтенант! Многого я вам, конечно, объяснить не могу, но кое-что всё же скажу. Так вот! Я, может, и действительно простой армейский сержант, но, тем не менее, послан с очень важным поручением из штаба третьего корпуса в ставку, и поэтому имею полное право никому ни о чем не докладывать.
– А и не надо мне докладывать! – жестко ответил пан Войцех. – Я хочу знать только одно: эта женщина действительно арестована? Или она свободна? – и он так выразительно, так недвусмысленно посмотрел на сержанта…
Что сержант сразу понял – Войцех идет ва-банк! И у него очень сильная карта! Ну что ж, значит, такой расклад. И, значит, тем интереснее будет игра. Подумав так, сержант даже улыбнулся. Но тут же опять стал серьезным и сказал:
– То поручение, которое я имею от князя Московского, ее, ну, эту женщину, нисколько не касается. Она свободна, совершенно свободна, как это и положено всякой незаму… Ну, вы же понимаете!
– Да, понимаю, – и пан Войцех помрачнел.
Но и сержант нельзя сказать чтобы был от всего этого в восторге. Однако он сказал:
– Так сядем же, чего стоим? Вот стол, вино. Садитесь!
Пан Войцех хмыкнул, снял шинель, конфедератку, отдал Змицеру, прошел к столу и сел. Сел и сержант. Пан Войцех посмотрел на сержанта, потом на спящего – а, может, затаившегося – Чико, потом на Змицера… и сказал так:
– То есть, насколько я понимаю, та женщина, о которой мы только что вели речь, находится… – и он кивнул на дверь в дальнем углу.
Между прочим, совершенно безошибочно кивнул! И, значит, это точно он!
– Да, вы правы, – сказал сержант. – Она сейчас там. Отдыхает. А что, у вас есть к ней какое-то срочное дело?
– Возможно, что и так, – уклончиво ответил Войцех. – И я хотел бы…
– Нет, – тихо, но твердо ответил сержант. – Дорога была дальняя, мадемуазель очень устала и, конечно, давно уже спит. Так что увы!
– Но я, – пан Войцех перебил сержанта, – я не собираюсь… да и не собирался к ней входить. С меня будет довольно и того, чтобы этот, ну, Змицер, ей сказал, кто сюда прибыл. Вот и всё. Змицер!
И, повернувшись к Змицеру, пан Войцех что-то приказал ему. Сержант, поймав выразительный взгляд Змицера, согласно кивнул. А что еще было делать?! И Змицер ушел к Мадам.
Оставшись в каминной вдвоем, сержант и лейтенант молчали. И вообще, они старались не смотреть один на другого.
Да и кого, скажите на милость, рассматривать, так тогда думал сержант. Ну, лейтенант, и молодой еще, усы, конечно же, подковкой, наружность самая… как бы это… вот, да: польско-армейская. И вообще, видали мы улан! То есть ожидание было тогда весьма не из приятных, сержант и Войцех оба очень ждали Змицера.
И вот, наконец, вернулся Змицер – с непроницаемым лицом. И, даже не посмотрев в сторону сержанта, начал докладывать Войцеху – конечно, в местных, непонятных выражениях. Сержант насупился. А пан Войцех, тот напротив улыбнулся. И тотчас ответил – и опять на местном. Змицер кивнул и вышел – теперь уже в сени. Пан Войцех, не скрывая радости, сказал:
– Ну, вот! Панна велела подождать. Что ж, подождем! Может, пока вина?
Сержант кивнул – без всякого на то желания. Войцех налил. Поднял бокал, сказал:
– За встречу!
Выпили. Вино казалось просто отвратительным! А Войцех развязным зазнайкой! И поэтому как только Войцех потянулся за закуской, то сержант, не сдержавшись, спросил:
– Вы тоже были там, на переправе?
Войцех застыл… а после даже отложил вилку, недобро глянул на сержанта и так же недобро спросил:
– А вы это к чему?
– Да, говорят, там было очень жарко! – совсем не без яду заметил сержант.
– Ну, это, – сказал Войцех, – как кому! Нам краснеть не за что. А вам… – сказал он тоже с ядом. – Так это же вам!
– Не понял!
– Объясню! – и Войцех, хищно улыбаясь, продолжал: – Дело ведь и действительно выдалось довольно-таки жаркое. Положение было просто катастрофическое, то есть еще немного – и полное окружение, разгром и капитуляция на самых позорных условиях. Нужно было все это спасать! И тогда мы, пятый корпус, Два Народа, первым делом выбили русских из Борисова. Так было, да! Весьма приятно вспомнить! А затем опять же мы, Два Народа, первыми подошли к месту будущей переправы и, не дожидаясь постройки моста, на паромах форсировали Березину, закрепились на том берегу и трое суток сдерживали неприятеля, давая вам, всем остальным, возможность перейти и скрыться. Ведь не бросать же было вас! Ведь жалко же! Ведь, как-никак, союзники!.. – Но тут вдруг Войцех помрачнел и замолчал. Потом сказал: – И вот из-за этого у нас теперь Домбровский ранен, Лосиковский. Зайончек ранен весьма тяжело… И это только генералы, мой сержант!.. И, кстати, да! А как вы перешли?!
