Артур Конан Дойл - Изгнанники
— Если вы настаиваете на удержании этого дома, я не покину вас, но все же жаль бесполезно жертвовать такими храбрецами.
— Челноков едва хватит на женщин и детей, — сказал Терье. — Их всего-то два больших и четыре малых. Ни одному мужчине не найдется на них места.
— Значит, вопрос решен! — заявил де Катина. — Но кто же повезет женщин?
— По реке здесь всего несколько миль, и у нас все женщины умеют грести.
Ирокезы совершенно притихли, и только отдельные выстрелы напоминали об их присутствии. Потери индейцев были велики, и они, вероятнее всего, или занимались уборкой трупов, или держали совет о дальнейшем ходе битвы. Наступили сумерки; солнце уже зашло за горизонт. Предводители обороны, оставив по одному человеку у каждого окна, спустились к реке, туда, где на песке лежали челноки. К северу не было видно и признаков неприятеля.
— Нам везет, — проговорил Амос. — Собираются тучи. Будет темно.
— Это действительно счастье, ибо полнолуние народилось только три дня тому назад, — ответил дю Лю. — Удивляюсь, почему ирокезы не отрезали нас от реки; видимо, их лодки поплыли на юг за подкреплением. Они могут скоро возвратиться, а потому нам не следует терять ни минуты.
— Через час стемнеет, и можно будет отправиться в путь.
Собрали женщин и детей, указали им места в лодках. Жены крестьян, суровые, мужественные женщины, проведшие всю жизнь под угрозой опасности, относились к предстоящему отъезду в большинстве своем спокойно и рассудительно; только некоторые, помоложе, плакали. Женщина всегда храбрее, когда у нее имеется ребенок, отвлекающий ее мысли от собственной персоны, а тут как раз каждой замужней женщине на время плавания и было вручено по такому радикальному средству от страха. Начальство над женщинами было поручено индеанке Онеге, храброй и умной супруге владельца «Св. Марии».
— Это не очень далеко, Адель, — утешал де Катина жену, прижавшуюся к его плечу. — Помнишь, мы слышали церковный звон, путешествуя по лесу? Это благовестили как раз в форте С. — Луи, на расстоянии одной или двух миль отсюда.
— Но я не хочу покидать тебя, Амори. Мы не разлучались все это время. О, Амори, зачем нам расставаться теперь?
— Милая моя, дорогая, ты расскажешь там, в форте, что происходит здесь, и нам пришлют помощь.
— Пусть другие рассказывают, а я останусь здесь, Амори. Я буду помогать тебе, Амори. Онега научила меня заряжать ружье. Я не буду бояться, право, не буду, только позволь мне остаться здесь!
— Не проси об этом, Адель. Это невозможно, дитя. Я не могу оставить тебя в этом доме.
— Но я уверена, что так было бы лучше.
Более грубый мужской ум еще не научился ценить по достоинству тонких инстинктов, которыми руководствуется женщина. Де Катина увещевал и доказывал до тех пор, пока, если и не убедил жену, то заставил ее замолчать.
— Сделай это ради меня, моя милая. Ты не представляешь, какую тяжесть снимешь с моего сердца, лишь только я узнаю о твоей безопасности. А за меня тебе нечего бояться. Мы смело можем продержаться до утра. Тогда подойдет подмога из форта — я слышал, там много лодок — и мы все увидимся снова.
Адель молчала, но крепко сжала руку мужа. Де Катина продолжал успокаивать ее, как вдруг у часового, стоявшего у окна, вырвался крик:
— К северу от нас на реке лодка!
Осажденные в смущении переглянулись между собой. Так, значит, ирокезы отрезали отступление.
— Сколько в ней воинов? — полюбопытствовал де ла Ну.
— Не вижу. Темно, да к тому же и тень от берега.
— Куда она плывет?
— Сюда. Ах, вот она выплывает на открытое пространство и теперь ее можно хорошо рассмотреть. Слава тебе, господи! Двенадцать свечей поставлю в Квебекском соборе, если доживу до будущего лета.
— Да что же там такое? — нетерпеливо крикнул де ла Ну.
— Это не ирокезский челнок. В нем только один человек. Он канадец.
— Канадец! — воскликнул дю Лю, выглядывая из окна. — Только безумный может отважиться явиться один в это осиное гнездо. Ага, теперь я его вижу. Он держится вдали от берега, во избежание их выстрелов. Вот он на середине реки и поворачивает к нам. Честное слово, этот святой отец не в первый раз держит весло в руках.
— По-видимому, иезуит, — произнес, вытягивая шею, один из осажденных.
— Нет, я вижу его капюшон, — ответил другой, — это францисканский монах.
Минуту спустя лодка зашуршала по песку, и в распахнувшуюся дверь вошел человек в длинной темной одежде францисканского ордена. Он быстро оглядел всех кругом, подошел к де Катина и положил на плечо ему руку.
— Итак, вы не ушли от меня, — произнес он сурово. — Мы разыскали дурное семя, прежде чем оно успело дать ростки.
— Что вам угодно, отец мой? — спросил изумленно де ла Ну. — Вы, очевидно, ошиблись. Это мой хороший приятель Амори де Катина, из французских дворян.
— Это Амори де Катина, еретик и гугенот! — крикнул монах. — Я гнался за ним по реке Св. Лаврентия, а затем по Ришелье, и прошел бы за ним на край света, с целью взять его с собой.
— Ну, отец святой, ваше усердие заводит вас слишком далеко, — заметил де ла Ну. — Куда же вы хотите захватить моего друга?
— Он с женой должен вернуться во Францию. В Канаде не место еретикам.
— Клянусь св. Анной, святой отец, — проговорил дю Лю, — если бы вы в настоящее время взяли нас всех во Францию, мы были бы вам очень обязаны.
— И вспомните, — строго прибавил де ла Ну, — что вы здесь под моей кровлей и говорите о моем госте.
Но нахмуренное лицо старого вельможи не могло смутить монаха.
— Взгляните на это, — показал он, вытащив из-за пазухи какую-то бумагу. — Она подписана губернатором и предписывает вам под страхом королевской немилости вернуть этого человека в Квебек. А-а, сударь, когда вы в то утро высадили меня на остров, вы даже и вообразить себе не могли, что я вернусь в Квебек, чтобы получить эту бумагу, и поплыву за вами столько сотен миль по реке. Но теперь вы в моих руках, и я не покину вас до тех пор, пока не увижу вас с женой на корабле, идущем во Францию.
Несмотря на злобную мстительность, горевшую в глазах монаха, де Катина не мог не восхищаться энергией и настойчивостью этого человека.
— Мне кажется, святой отец, вы более прославились бы в качестве воина, чем служителя Христа, — сказал он, — но так как вы все же пробрались за нами сюда, откуда нет выхода, то мы обсудим этот вопрос попозже, на досуге.
Но американцы были менее склонны к такому мирному разрешению вопроса. Борода Эфраима Савэджа топорщилась от злобы, он шепнул что-то на ухо Амосу Грину.
— Мы с капитаном можем легко прикончить этого сумасшедшего, — прошептал молодой житель лесов, отводя в сторону де Катина. — Раз он так настойчиво становится на нашем пути, он должен поплатиться.
