Артур Конан Дойл - Изгнанники
— Ну что вы думаете по этому поводу, дю Лю?
— Дело обстоит очень скверно. Мы слишком быстро теряем людей.
— Разве можно ожидать иного, друг мой? Когда на такое маленькое местечко направлена тысяча мушкетов, кому-нибудь надо же пострадать. Ах, бедняга, и ты уже готов.
Стоявший рядом с ним человек внезапно упал и лежал теперь неподвижно, уткнувшись лицом в блюдо с саго, принесенное женщинами из дома. Дю Лю взглянул на убитого и огляделся вокруг.
— Он не на линии бойниц! — воскликнул он. — Откуда же взялась эта пуля? Ах, клянусь св. Анной, взгляните-ка туда. — И дю Лю указал вверх на облачко дыма, окружавшее верхушку высокого дуба.
— Негодяй целит в нас сверху. Но вряд ли на такой высоте ствол достаточно толст, чтобы защитить его. Ну, бедняге не понадобится больше мушкет, хотя, я вижу, он метит снова.
Де ла Ну положил трость, отвернул манжеты, поднял ружье убитого и выстрелил в притаившегося воина. С дерева слетели два листочка, на одно мгновение появилось красное ухмыляющееся лицо и раздался насмешливый крик. Тогда с быстротой молнии дю Лю вскинул мушкет к плечу и дернул собачку. Индеец сделал страшный прыжок в густую листву. Затем соскользнул вниз и с шумом, напоминавшим падение большого камня в колодец, грохнулся на громадный сук, повиснув на нем, словно красная тряпка. При виде этого крик восторга раздался со стороны канадцев, но был заглушен яростным воплем дикарей.
— Он шевелится. Он еще не умер! — крикнул де ла Ну.
— Сдохнет, — равнодушно проговорил старый пионер, кладя новый заряд в ружье. — Ах, вот серая шляпа всегда появляется, когда у меня нет заряда!
— Я видел в кустах шляпу с пером.
— Это Фламандский Метис. Мне было бы приятнее иметь в руках только один его скальп, чем сотни лучших его бойцов.
— Разве он так храбр?
— Да. Этого-то уж нельзя отрицать. Иначе он не смог бы стать вождем ирокезов. Но в придачу к этому негодяй умен, хитер и жесток… Ах, боже мой, если все, что про него рассказывают, правда, то жестокость его просто невероятна. Боюсь, как бы у меня не отсох язык, начни я перечислять все преступления этого человека. Ах, он опять…
В дыму снова промелькнула серая шляпа с пером. Де ла Ну и дю Лю выстрелили одновременно, и шляпа взлетела на воздух. В тот же миг кусты раздвинулись и высокий воин очутился перед глазами защитников. Лицом он походил на индейца, но цвет кожи был несколько светлее и остроконечная черная борода падала на охотничью куртку. Презрительным движением он вскинул руки, постоял одно мгновение, пристально смотря на замок, а затем прыгнул назад под прикрытие, среди града пуль, подсекавших все мелкие ветви вокруг него.
— Да, он довольно-таки храбр, — с ругательством повторил дю Лю. — У ваших крестьян в руках чаще бывали мотыги, чем мушкеты, судя по меткости их стрельбы. Однако индейцы, кажется, собираются к восточной стороне и, я думаю, скоро пойдут на штурм.
Действительно, со стороны ограды, защищаемой де Катина, пальба стала гораздо ожесточеннее, и было ясно, что именно здесь будет сосредоточен главный удар ирокезов. Из-за каждого ствола, пня и куста вылетали красные искры, окруженные серым дымом, и пули пели непрерывную песню смерти, пролетая сквозь бойницы. Амос просверлил себе дыру в частоколе на фут от земли и, лежа ничком, заряжал ружье, стреляя с обычным методическим спокойствием. Рядом с ним стоял Эфраим Савэдж, с сурово сжатыми губами и горящими глазами из-под нахмуренных бровей. Вся душа его была поглощена истреблением «амалекитян». Шляпа капитана свалилась с головы, седые волосы развевались по ветру, большие пятна пороха пестрили его загорелое лицо, а ссадина на правой щеке показывала, что индейская пуля успела задеть его. Де Катина держался как опытный стратег. Он расхаживал среди своих людей, бросая короткие фразы похвалы или предостережения, употребляя пламенные слова, грубые и меткие, от которых загораются сердца и вспыхивают щеки. Семеро из его людей были убиты, но так как атака, усилившись на его стороне, ослабела с другой, то старик де ла Ну поспешил к нему на помощь с сыном, а дю Лю привел подкрепление в десять человек. Де ла Ну только что протянул табакерку де Катина, как пронзительный крик сзади заставил первого обернуться. Онега ломала руки над трупом сына. Пуля прошла Ахиллу сквозь сердце, и он был мертв.
На одно лишь мгновение худое лицо старого вельможи слегка побледнело и рука, державшая золотую табакерку, закачалась, словно ветка от порыва ветра. Но он тотчас же овладел собой, сунул руку в карман и подавил судорогу, исказившую его лицо.
— Все де ла Ну умирают на поле чести, — произнес он. — Я думаю, в тот угол, где стоит пушка, надо прибавить людей.
Теперь стало ясно, почему ирокезы выбрали главной целью нападения именно восточную сторону. Здесь, между пушкой и оградой, находилась группа кустов, которая служила им надежной защитой. Там мог укрыться целый отряд, чтобы идти на окончательный приступ. Вот один за другим два воина переползли через неширокую полосу открытого пространства и скрылись в кустах, рядом с ними одним прыжком оказался и третий… Четвертого ранили, и он упал с перешибленной спиной в нескольких шагах от опушки леса, но нападавшие непрерывно стремились вперед, и уже тридцать шесть дикарей притаились в кустах. Настало время отличиться Амосу Грину.
С того места, где он лежал, отчетливо была видна полоска от срезанной им березовой коры. Грин знал, что прямо под ней лежит мешок с порохом. Он нацелился в полоску и потом медленно повел мушку ружья вниз, пока не установил ее, насколько мог точно, против деревца, росшего среди кустарника. Первый выстрел остался без последствий, а при втором он уже навел мушку на фут ниже. Пуля попала в мешок. От происшедшего мгновенно оглушительного взрыва задрожал дом и весь ряд крепких кольев ограды закачался, словно колосья в поле от порыва ветра. Столб синего дыма поднялся выше самых громадных деревьев, затем наступила гробовая тишина, нарушаемая только падением мертвых тел. Но вот раздался дикий крик радости осажденных, и в ответ на него — бешеный вой индейцев, и пальба из леса возобновилась с еще большей яростью.
Удар был нанесен врагу чувствительный. Из тридцати шести лучших воинов, посланных вперед, только четверо вернулись в лес, да и те были так изувечены, что могли считаться погибшими. Индейцы и раньше несли большие потери, но это новое бедствие заставило их переменить план атаки. Надо сказать, что ирокезы были настолько же осторожны, насколько храбры, и лучшим вождем считался у них тот, кто дорожил жизнью своих воинов. Пальба постепенно слабела и наконец, за исключением единичных выстрелов, почти замолкла.
