Александр Лукин - Сотрудник ЧК
— Мало что говорил! День роли не играет. Сегодня все и кончим.
— К-как же это? Ой, не надо! Ради бога, не надо сегодня, Григорий Владимыч! Ну, денек еще? Завтра…
— Ерунда! — он нахмурился, на щеках забегали желваки, глаза ушли под брови. — Нюни не распускай, на меня не действует! Бога должна благодарить: я всерьез женюсь, поп настоящий. Все будет честь по чести. — И вдруг, зверея, саданул кулаком по столику. — Да завтра я расплююсь с этой поганой дырой навсегда! К матерям! Уйду! Сволочи! Уйду!.. На Украине еще места много. Пусть их большевики хоть в жернова суют — начхать мне! Предатели, гады!.. — сатанея от ненависти, он заикался, и капельки слюны повисали на его курчавой бородке.
В каморку заглянул Смагин-старший:
— Гришка, захлопни пасть, забываешься!
Григорий рванул ворот, отлетели пуговицы. Пустыми остывающими глазами он уставился в угол, помолчал и поднялся на ноги.
— Ладно, ерунда все… — он ощерился, изображая улыбку, подмигнул Марусе. — Ничего, Маша, тебя это не касается. Готовься! Мои счеты с мужиками — одно, а любовь — особая статья. Я Матуленке скажу, чтобы своих баб прислал помочь. Готовься, — повторил он и вышел, стуча сапогами.
Ни кровинки не было в лице Маруси, когда она обернулась к Феде.
Он глазами спросил ее: «Что делать?» Она зашептала, почти прижимаясь губами к его уху:
— Беги, Федя! Беги скорей!
— Куда?
— Куда хочешь! На хутор… Или еще куда, хоть в Херсон! Может быть, успеешь! Я их попробую задержать. Приведи кого-нибудь, Федюшенька!..
Он хотел возразить, сказать, что не оставит ее одну с бандитами, что убьет Григория… Но она зажала ему рот:
— Иди! Меня они все равно не возьмут! — И почти силой вытолкнула его из каморки.
Смагинцы уже составляли столы для свадебного пира, у крыльца сгружали с тачанки бочку с брагой и битую птицу — гусей и уток, Бандит с разрубленной щекой, тот самый, что в день знакомства огрел Федю плеткой, подозвал его к себе и, кривляясь, знаками стал объяснять, что сегодня произойдет. Если б он знал, о чем думает, слушая его с идиотской улыбкой, «глухонемой брат» атамановой невесты, у него поубавилось бы веселья!
В это время показались идущие к школе под дождем Григорий, староста Матуленко, две бабы и сухонький старик священник. Федя спрыгнул с крыльца, завернул за угол школы, будто за нуждой, огородами выскользнул за околицу и побежал что было силы…
Мельничный хутор стоял на пути в Херсон — Федя проезжал его вместе с Марусей. Окажись хутор чуть в стороне, Феде и в голову не пришло бы заглянуть туда: никакой надежды, что чекистский отряд уже прибыл, у него не было. Он бежал, захлестываемый ветром и косыми режущими струями дождя, не разбирая залитых водой дорожных выбоин, задыхаясь, с одной мыслью в голове: где угодно, как угодно найти помощь, спасти Марусю…
И когда, уже в полной темноте, какие-то люди схватили его и один из них, присмотревшись, воскликнул: «Федюшка!» — он заплакал в голос, навзрыд, как ребенок…
МАРУСИНА СВАДЬБА
Спешившись у деревни, чекисты окружили школу, не потревожив даже деревенских собак, но это оказалось ненужной предосторожностью. Смагины на этот раз проявили несвойственную им беспечность. Возможно, они и выставили дозоры, но караулить под проливным дождем, пока другие пьют, было несладко, и часовые присоединились к пирующим. Когда бойцы Филимонова вплотную подошли к школе, лишь один смагинец встретился им: он блевал, стоя под дождем у крыльца. Так он и умер от руки Филимонова, не разобравшись, откуда пришла к нему смерть.
Большинство смагинцев было пьяно в лежку. Те из них, кто еще мог соображать, очень быстро поняли безвыходность своего положения. Двое или трое бандитов, попытавшихся выскочить из окна, тут же свели свои счеты с жизнью…
— Сюда! — кричал Федя. — Сюда, Леша!
Через классную комнату, где среди опрокинутых столов чекисты вязали бандитов, они бросились к Марусиной каморке. Распахнули дверь.
Маруся лежала на полу. Страшна была ее рана, нанесенная наотмашь отточенной, как бритва, бандитской шашкой.
Поперек кровати, без сапог и тужурки, валялся, раскинувшись, Григорий Смагин. Он тоже был мертв.
И еще кто-то, третий, живой, неподвижно сидел в углу…
Вот что увидел Алексей. Остальное он понял позже.
…Маруся тянула до последнего момента. Вынесла она и короткий, наспех отслуженный венчальный обряд, и слюнявые поцелуи своего «жениха», и похабные шутки упившихся бандитов. Ждала, надеялась, что спасение все-таки придет.
Когда же надежды больше не осталось, когда распаленный водкой Григорий Смагин, под грязный гогот собутыльников, затащил ее в каморку, решилась на последнее…
Предложила Смагину еще немного выпить: для храбрости… Он согласился, принес водки. Пока он ходил, Маруся вытряхнула в кружку содержимое своего кулечка из фольги. Он ничего спьяну не заметил…
Успел ли он крикнуть перед смертью или брат его, что-то заподозрив, сам вломился в «брачный покой», но это и решило Марусину судьбу. Смагин-старший зарубил ее…
Василий Смагин не оказал никакого сопротивления, Похоже было, что он совсем не слышал шума в соседнем помещении, не понимал, что за люди перед ним. Безумным и страшным было его лицо, когда стали вязать ему руки. И лишь когда выводили из каморки, он уперся в дверной косяк и, повернувшись к брату, выкатывая из орбит водянистые, как студень, белки глаз закричал:
— Гриш-ка-а!., Гришень-ка-а!..
Григория унесли.
Марусю положили на кровать, накрыли широкой, с подзорами, простыней.
И долго стоял над ней Алексей. Мыслей не было. Была боль, острая, почти физическая боль. Она вошла в сердце и осталась там рваным раскаленным осколком…
Филимонов положил руку ему на плечо:
— Пойдем, Михалев…
Алексей крепко потер лоб. Что-то нужно было сделать… Что-то еще оставалось неоконченным. Что же?
Вспомнил. Вышел в классную комнату.
Все бандиты уже были связаны. У стены жались перепуганные растрепанные бабы, священник и два — три мужика. Маркова среди них не было. Ушел! Снова ушел!
Алексей оглянул арестованных.
— Где Крученый?
И тут, по легкому движению среди бандитов, понял, что Марков где-то здесь, рядом, близко!
— Я спрашиваю: где Крученый? — повторил он. Арестованные молчали.
— Обещаю снисхождение тому, кто укажет! Снова движение среди бандитов. Некоторые переглянулись между собой.
— Я скажу! — быстро проговорил бандит с черной повязкой на глазу. — Албатенко я, Микола Албатенко, запомни, начальник…
