Ф. Мюльбах - Шестая жена короля Генриха VIII
— Но как же в конце концов мы предстанем пред взорами этой влюбленной парочки и каким образом доставим им драматический сюрприз своим присутствием, если мы потушим здесь единственный источник света?
— Ваше величество, как только граф Сэррей войдет сюда, двадцать солдат королевской лейб-стражи займут ту переднюю, через которую пройдет граф, и достаточно одного вашего возгласа, чтобы они вошли в зал со своими факелами. Я также позаботился о том, чтобы у потайной калитки позади дворца стояли наготове две кареты, кучерам которых очень хорошо известны улицы, ведущие к Тауэру.
— Две кареты? — смеясь сказал король. — Ах, Дуглас, как мы жестоки! Бессердечно разлучать нежную парочку в этой поездке, которая будет для них последнею. Ну, может быть, мы вознаградим их за это, дозволив нашей горлице совершить путь, путь на костер вместе с ее голубком. Нет, нет, мы не разлучим их пред смертью. Пусть они вместе сложат свои головы на эшафоте.
Король довольно рассмеялся своей шутке и, опираясь на руку графа, прошел в маленький будуар; там он опустился в кресло возле самых дверей в зеленый зал.
— Теперь необходимо погасить свет; не угодно ли вам, ваше величество, будет молча ожидать событий, которые здесь произойдут?
Граф потушил свечи; все погрузилось в глубокий мрак, и наступила могильная тишина.
Это продолжалось недолго. Послышался ясный шум шагов. Они все более и более приближались. Было слышно, как открылась дверь и снова закрылась и как кто-то тихо на цыпочках прокрался по залу.
— Генри Говард, — шепнул граф Дуглас.
Король едва мог сдержать злорадный крик.
Итак, ненавистный враг был в его власти, был пойман на месте преступления, безвозвратно погиб!
— Джеральдина! — прошептал мужской голос. — Джеральдина!
Этого тихого оклика словно было достаточно, чтобы привлечь в зал влюбленную, так как тотчас же вблизи будуара открылась потайная дверь и совершенно ясно послышались шелест и шум шагов.
— Джеральдина! — повторил граф Сэррей.
— Я здесь, мой Генри! — ответила женщина и с восторженным криком бросилась на звук голоса возлюбленного,
— Королева! — пробормотал Генрих VIII, и против воли его сердце болезненно сжалось.
Он судорожно сжал руки и закусил губы, чтобы сдержать свое клокотавшее дыхание. Он хотел слышать.
Как счастливы были влюбленные! Говард совершенно позабыл, что пришел упрекать королеву за ее долгое молчание; женщина же не думала о том, что в последний раз может видеть своего возлюбленного.
Они были вместе, и этот миг всецело принадлежал им. Что было им до всего света, что было им до того, что им грозила гибель?
Они сидели друг возле друга на диване, находившемся в непосредственной близости от будуара. Они шутили и смеялись, и Говард осушал поцелуями счастливые слезы на глазах своей Джеральдины. Он клялся ей в бесконечной, неизменной любви, а она в благоговейном молчании упивалась его словами.
Король едва мог сдерживать свой гнев.
Сердце графа Дугласа забилось от радостного удовлетворения.
«Счастье, что Джейн не подозревает о нашем присутствии, — подумал он, — а не то она была бы сдержаннее, и слух короля не черпал бы столько яда».
А леди Джейн совершенно не думала в этот миг об отце; едва ли она помнила о том, что в эту ночь гибнет ее ненавистная соперница, королева.
Говард называл ее лишь Джеральдиной, и Джейн совсем позабыла о том, что ее возлюбленный дал это имя вовсе не ей. Однако в конце концов он сам напомнил об этом.
— А знаешь ли, Джеральдина, что я сомневался в тебе? — спросил граф Сэррей, и в его до сих пор веселом голосе зазвучали печальные нотки. — О, я пережил тогда ужасные минуты и в приливе сердечных мук наконец решился пойти к королю и покаяться в любви, снедавшей мое сердце. О, не бойся, я не выдал бы тебя, я отрекся бы от любви, в которой ты так часто и с такой восторженной искренностью клялась мне! Я сделал бы это, чтобы видеть, хватит ли силы и мужества у моей Джеральдины открыто признаться в своей любви, в состоянии ли ее сердце порвать железные оковы, наложенные лживыми законами света, признает ли она своего возлюбленного, готового умереть за нее. Да, Джеральдина, я хотел сделать это, чтобы наконец узнать, какое чувство сильнее в тебе: любовь или гордость, и в состоянии ли ты будешь сохранить равнодушную маску в тот момент, когда смерть будет витать над головою твоего возлюбленного. О Джеральдина, я согласился бы лучше умереть вместе с тобою, чем дальше влачить эту жизнь под игом ненавистного этикета!
— Нет, нет, мы не умрем, — с дрожью в голосе проговорила Джейн. — Боже мой, ведь жизнь так прекрасна, и кто знает, не ждет ли нас счастливая будущность.
— О, если мы умрем, то не будет сомнений в этом счастливом будущем, моя Джеральдина; там, на небесах, не существует разлуки и отречения; там ты будешь моей и между нами не встанет окровавленная фигура твоего супруга.
— Пусть не будет ее между нами и здесь, на земле, — пробормотала Джеральдина. — Убежим, мой милый; убежим отсюда далеко-далеко, где нас не знают, где мы можем сбросить с себя весь этот ненавистный блеск и жить только друг для друга и для нашей любви!
Джейн обвила руками возлюбленного и в экстазе совершенно позабыла о том, что она не могла думать о бегстве вместе с ним и что он принадлежал ей только до тех пор, пока не увидит ее.
Но вдруг необъяснимый страх овладел ее существом, и под его влиянием она позабыла обо всем на свете, даже о королеве и мести. В эту минуту она вспомнила о словах отца и затрепетала.
«А что если отец не сказал мне правды, если он все же пожертвует Говардом, чтобы погубить королеву? — мелькнула в ее голове страшная мысль. — Что если я не в состоянии буду спасти его и он погибнет на эшафоте?»
Но этот миг все-таки принадлежал ей, и она хотела воспользоваться им.
Джейн прильнула к груди Сэррея и в безотчетном страхе, затаив дыхание, повторила:
— Бежим, бежим! Смотри, этот час еще наш; воспользуемся им, ведь разве мы знаем, будет ли и следующий принадлежать нам.
— Нет, он не будет принадлежать вам! — крикнул король, подобно разъяренному льву вскакивая с кресла. — Ваши часы сочтены, и следующий уже принадлежит палачу!
Пронзительный крик сорвался с губ Джеральдины.
— Она совершенно растерялась, — пробормотал граф Дуглас…
— Джеральдина, моя возлюбленная Джеральдина! — воскликнул Говард. — Боже мой, она умирает, вы убили ее! Горе вам!
— Горе тебе самому! — торжественно проговорил король. — Сюда с огнем, сюда с огнем!
Двери передней отворились, и на пороге появились четверо солдат с факелами в руках.
— Зажгите свечи и встаньте на карауле у дверей! — приказал им король, не будучи в силах выносить яркий свет факелов, сразу заливший весь зал.
