Сергей Самаров - Прыжок через пропасть
— Это возможно, граф, — согласился Карл. — Но тогда мы так и не сумеем его выявить.
— Мы не сумеем его выявить в любом случае, если он вообще существует, Ваше Величество.
На ристалище выехал еще один рыцарь, названный герольдом. Бойцы заняли позицию.
— Как вчера нам говорил герцог Анжуйский? Главное, не дать Сигурду победить в джаусте. В мечевом поединке, как показалось Жофруа, он выглядит слабее. Я не такой специалист, как наш славный герцог, но после вчерашнего меле мне кажется, что он был прав.
— Вот и задача перед моим другом Салахом… — печально сказал Оливье. — Признаться, я сильно волнуюсь за него. В копейном поединке он как раз, мне кажется, слабее, чем в мечевом. И пусть он поклоняется Аллаху, но я, честный христианин, все равно молю Бога о его победе!
— Пусть Бог будет судьей между магометанином и язычником, — сказал Карл, ничуть не смущаясь, что слева от него сидит другой язычник — ярл Трюгвассен.
Теперь уже только три пары рыцарей заняли ристалище. Прозвучала команда, и они пустили коней. Граф Оливье даже приподнялся, забыв о предупреждении короля, чтобы всмотреться в упавшего с седла друга. Салах не шевелился, над ним склонился герольд. Но не дал знака, означающего смертельный исход. Точно так же не дал он сигнала и после осмотра двух других рыцарей. Герцог Анжуйский и князь Бравлин с первой же попытки вышли победителями.
— Двое против одного… — сказал Карл.
— Двое против пятерых, Ваше Величество — поправил дю Ратье.
— Что там решает герольд?
— Он говорит о чем-то с Ратибором, — рассмотрел Оливье. — Кажется, Ратибор боится, что у него не останется достойных противников и потому, по примеру Сигурда, рвется в бой… Да, герольд согласен, согласны и оставшиеся рыцари… Ни один из них не выказывает откровенного желания попасть на копье Жофруа или Бравлина. Ах, вот даже как… Они уезжают к пассивным… Очевидно, утешительный поединок устраивает их больше. Это их воля… Итак, Ваше Величество, двое на двое! Двое на двое…
Рыцарь, которого назвали князем Ратибором, выехал в ристалище…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Въезжая в ристалище, Годослав переглянулся с Сигурдом. У Сигурда лицо оставалось открытым — рогатый шлем иногда имеет полумаску вместо забрала, но никогда не имеет бармицы, а герцог вообще предпочел шлем даже без полумаски. И потому его взгляд искать никому не приходилось. А выражение лица Годослава под защитой Сигурду разобрать даже сблизи было невозможно. Тем не менее рыцари встретились глазами. Взгляд герцога Трафальбрасса не обещал ничего хорошего как временному союзнику, так и противникам. Однако было в этом взгляде и непонятное Годославу торжество. Впрочем, знающие Сигурда люди всегда говорили об излишней самоуверенности любимчика короля Готфрида. Возможно, именно эта самоуверенность и светилась сейчас в его глазах.
Герольд расставил рыцарей по парам. Годославу выпало противостоять князю Бравлину, Сигурд же занял позицию против герцога Анжуйского.
— Герцог против герцога, князь против князя — заметил король. — Это тоже интересно, но не менее интересно смотрелось бы состязание двух князей против двух герцогов.
— Нет, Ваше Величество, — у Оливье было свое мнение. — Тогда мы получали бы возможность увидеть в конце концов поединок, который нам предстоит увидеть сейчас. А в этом варианте нам гарантировано разнообразие на завершающем этапе. Мне кажется, так интереснее.
— Это дело вкуса. У вас, кстати, нет в запасе еще одного абиссинского пера, чтобы сделать ставку?
— Увы, Ваше Величество… Но я склоняюсь к прогнозу монсеньора Бернара. В конечном итоге Жофруа будет драться против Ратибора. И надеюсь, он сможет победить, чтобы Ратибор все же снял свою бармицу и показал нам лицо…
Рыцари разъехались по противоположным концам ристалища и замерли, ожидая команды герольда. И как только раздались первые звуки рожка, они стремительно понеслись навстречу друг другу. Треск дерева, звон металла, тишина на берфруа… И все четверо остались в седлах, незыблемые и непоколебимые. Снова разъехались, новый сигнал, и опять схватка не выявила победителей.
Перед последней схваткой все четверо, словно сговорились, поменяли щиты и копья. И когда они сошлись перед ложец короля, то напряжение на берфруа достигло, казалось, такого накала, словно здесь давалось генеральное сражение, от исхода которого зависела судьба государства.
На сей раз Годослав сумел сбросить на землю Бравли-на, пробив ему щит и ударив острием копья в сильную лицевую броню, навешанную на грудь поверх кольчуги. Сама броня выдержала удар, но князь вагров не удержался в седле. Годослав же отъехал для разворота слишком далещ словно специально давая возможность Бравлину подняться и прийти в себя. Такое мог себе позволить или неопытный боец, или боец, милующий противника.
Хуже оказалось положение герцога Анжуйского. Он сам со всей внимательностью проверял новую подпругу после того, как ее проверил слуга. Но подпруга опять не выдержала, и на этот раз герцог упал с коня вместе с седлом. И весьма неудачно: тяжелое седло придавило ногу так, что Жофруа, поднявшись и выхватив меч, сильно захромал и стоял, по сути дела, на одной ноге.
Сигурд победно захохотал, развернул коня и направил его на герцога Анжуйского. Никто не имел права обвинить дана в том, что он атаковал копьем, а не мечом. Правила допускали такое поведение. Стоя на одной ноге, даже прикрываясь щитом, невозможно выдержать копейную атаку. Жофруа попытался, но копье дана пробило щит и вонзилось ему в плечо. Герольд сразу бросился перед Сигурдом, рискуя сам получить удар, предназначенный другому, и тут же выбросил свой жезл, сохраняя поверженному рыцарю жизнь. Франки любили своего Жофруа Анжуйского!
Годослав же, развернувшись, соскочил с коня, передав узду стражнику, чтобы сделать равным мечный поединок, хотя имел возможность усилить атаку ударами сверху и копьем, и мечом. Два князя долго и медленно кружили друг вокруг друга, выбирая момент для нанесения удара. Шаги их были осторожными, поступь почти кошачьей. Потом оба сделали по шагу назад, словно совершая некий таинственный ритуал. Сначала Годослав с неимоверной быстротой прочертил по воздуху перед собой несколько вертикальных и горизонтальных восьмерок. Следом за ним Бравлин повторил тот же удивительный по своей красоте элемент, требующий неимоверной силы руки. После этого Годослав выполнил «солнце»[53]. Бравлин опять повторил. И внезапно оба шагнули вперед и взорвались целыми каскадами быстрых выпадов и отбивов, прыжками в сторону с одновременными молниеносными ударами, мощными разворотами и легкими уклонами, в сторону. Никто не мог уследить за их движениями и уловить систему, настолько стремительно сверкали клинки. Пауза, чтобы дыхание перевести. И снова продолжилось мягкое выжидание, за которым последовала обоюдная атака. И так несколько раз. Раз за разом.
