Бернард Корнуэлл - Воины бури
— Вы могли бы остаться с Рагналлом, — сказал я, — но не сделали этого.
— Мы присягнули тебе, — ответил один.
— И до сих пор ты не проигрывал битв, господин, — добавил второй, и меня кольнуло чувство вины, потому что они галопом пересекли пастбище прямо навстречу смерти.
— Тебя легко найти, — сказал сын. — Норманны слетаются, как осы на мед.
— Сколько их? — спросил Сигтрюгр.
— Слишком много, — мрачно ответил сын.
— А мерсийская армия? — поинтересовался я.
Он покачал головой.
— Какая мерсийская армия?
Я выругался и снова посмотрел на пастбище, теперь пустое, если не считать трех трупов и двух хромающих к лесу мужчин.
— Леди Этельфлед не преследует Рагналла? — спросил я.
— Леди Этельфлед его преследовала, но вернулась в Честер на похороны епископа Леофстана.
— Что? — поразился я.
— Леофстан мертв, — объяснил Утред. — Только что был жив, и вдруг скончался. Мне сказали, это случилось на праздничной мессе. Он вскрикнул от боли и рухнул.
— Нет!
Меня поразила боль утраты. Я с первого же дня невзлюбил Леофстана, когда тот заявился в город — само смирение. Я решил, что Леофстан, должно быть, лицемер. Но со временем я к нему привязался, даже восхищался им.
— Он был достойным человеком.
— Да.
— И Этельфлед вернула армию на его похороны?
Сын покачал головой и, помедлив, взял чашу с водой из рук Берга.
— Спасибо, — сказал он. — Она вернулась с десятком воинов и неизменным эскортом священников, — продолжил он, отпив, — но оставила Цинлэфа во главе армии.
Цинлэфа, своего фаворита, которому предрекали женитьбу на её дочери.
— А что Цинлэф? — сокрушенно спросил я.
— Как я слышал, он далеко к югу от Ледекестра, — ответил сын, — и отказывается вести войско в Нортумбрию.
— Вот сволочь, — выругался я.
— Мы направились в Честер, — сказал сын, — и обратились к ней с мольбами.
— И?
— Она написала Цинлэфу, повелев выступить на север и отыскать тебя, но эти приказы дойдут до него, скорее всего, сегодня.
— А он в дне пути от нас.
— Это по меньшей мере, — согласился сын, — так что с этими выродками придется справляться самим.
Он ухмыльнулся и затем вновь меня удивил, повернувшись к Финану.
— Эй, ирландец!
Финана смутило подобное обращение, но он не показал виду.
— Лорд Утред? — кротко откликнулся он.
Сын же скалился как безумец.
— За тобой два шиллинга.
— Неужели?
— Помнишь, ты обмолвился, что жена епископа скорее всего жаба?
— Помню, — кивнул Финан.
— А вот и нет. С тебя два шиллинга.
Финан фыркнул.
— Мне придется поверить тебе на слово, господин! А чего стоит твое слово? Ты и трактирную девку в Глевекестре посчитал красавицей, хоть у неё лицо смахивало на бычью задницу. Даже Гербрухт бы до нее не дотронулся, хоть я и видал, как он скреб таких, от запаха которых даже шавки шарахались!
— О, сестра Гомерь прекрасна, — возразил сын, — спроси моего отца.
— Меня? — воскликнул я. — Мне-то откуда знать?
— Потому что у сестры Гомерь родимое пятно в форме яблока, отец. Вот тут, — он коснулся перчаткой лба.
Онемев от удивления, я уставился на сына. На мгновение даже Рагналла позабыл, думая лишь о пышном теле в сарае.
— Ну что? — спросил Финан.
— Ты задолжал моему сыну два шиллинга, — расхохотался я.
А Рагналл пришел сражаться.
Я вспомнил, как Рагналл вывел своих всадников из-за деревьев у Честера, когда мстил за головы, выстроенные вокруг остатков крепости на Эдс-Байриге. Он повторил свой маневр – вывел людей единым строем из леса. Только что дальний лес пылал, залитый ярким утренним светом, зеленая листва обещала мир и покой, а мгновение спустя появились они. Ряды пеших воинов, воинов со щитами и оружием. Стена из щитов, что намеревалась вогнать нас в трепет. И они своего добилась.
Стена из щитов — страшная вещь. Это стена из дерева, железа и стали, у которой всего одна цель — убивать.
И эта стена из щитов была впечатляющей — стена выкрашенных круглых щитов, растянувшаяся вдоль плоской вершины хребта, а над ней реяли знамена ярлов, вождей, королей, явившихся нас убить. В центре, конечно, развевался красный топор Рагналла, но его окружали сорок или пятьдесят других знамен с воронами, орлами, волками, змеями и существами, каких можно увидеть только в ночных кошмарах.
Следующие за этими знаменами воины вышли из леса, остановились и громогласно загремели щитами. Я попытался как можно точнее их пересчитать и решил, что их не менее тысячи. Края стены из щитов раскинулись на склонах хребтов, грозя обвить форт и ринуться с трех сторон. Мои люди уже стояли на стенах форта. Они тоже умели считать и молчали, наблюдая за впечатляющими силами Рагналла и слушая грохот щитов.
Рагналл еще не приготовился к атаке. Он дал своим воинам нас разглядеть, чтобы они поняли, как нас мало. Воины, колотящие в щит, вызывая нас на бой, увидят стену форта и на её вершине стену из щитов, гораздо меньшую, чем их собственная. Не скроется от них, что стяга всего два – волчья голова да красный топор. Рагналл хотел, чтобы его воины знали, как легка будет победа.
Я видел, как он выехал на вороном коне впереди своей стены из щитов и обратился к воинам. Он уверял их в победе, обещал нашу смерть. Он вселял в них уверенность, и я понимал, что еще мгновение, и он начнет нас оскорблять. Предложит нам сдаться, а когда мы откажемся, двинет свою стену из щитов.
Но прежде чем Рагналл успел это сделать, к врагу поскакал Финан.
Он выехал один и ехал медленно, его лошадь поднимала ноги в густой и высокой траве. И лошадь, и всадник выглядели великолепно, увешанные золотом, сверкающие серебром. Шею Финана обвивала толстая золотая цепь Сигтрюгра, хотя он и снял с неё молот, на нем был мой шлем с изготовившимся к прыжку серебряным волком на гребне, в который Финан воткнул полоски темной ткани наподобие конского хвоста на шлеме брата. К нему-то он и направлялся, к знамени с темным кораблем, плывущим по кроваво-красному морю.
Это знамя располагалось на правом флаге строя Рагналла, на самом краю плато. У ирландцев были другие знамена — с христианскими крестами. Тот же символ Финан нацарапал на своем щите, висящем на левом боку, над сверкающими ножнами, где покоился Душегуб — меч, взятый им в бою у датчанина. Душегуб был легче большинства мечей, хотя такой же длины, и я опасался, что клинок может с легкостью сломаться под тяжелыми мечами, которыми сражалось большинство. Но Финан, давший мечу это имя, любил его.
Из рядов Рагналла выехали два воина, чтобы бросить Финану вызов. Их лошади, должно быть, стояли прямо за стеной из щитов, и я предположил, что Рагналл разрешил им сразиться, услышав, как его армия разразилась приветственными возгласами, когда выехали эти двое.
