Виталий Гладкий - Ушкуйники
Тем временем Венцеслав продолжал истово сражаться с Бернхардом фон Шлезингом. В итоге под напором руса тевтонец начал пятиться и в конце концов уперся спиной в одно из нагромождений валунов. Здесь-то удача и изменила ему окончательно. Зацепившись рыцарским металлическим башмаком за некстати подвернувшийся под ногу камешек, он буквально на мгновение потерял равновесие, но этой заминки Венцеславу хватило для нанесения своего коронного – косого – удара. Разрубив кирасу Бернхарда фон Шлезинга напополам, он вдобавок и ранил его в бок.
Возможно, тевтонец продолжил бы сражаться даже с ранением, но по отношению к негодяю Венцеслав решил не придерживаться кодекса рыцарской чести. Поэтому, приблизившись к фон Шлезингу почти вплотную, нанес ему удар по голове кулаком в железной перчатке. Да столь крепко, что тот медленно осел на землю и обмяк, явно уже плохо соображая, что вокруг происходит. Если бы Венцеслав ударил в подшлемник, тот несколько смягчил бы удар. Но витязь метил и угодил именно в забрало, представлявшее собой слегка согнутую пластину с прорезями для глаз, вследствие чего металл прогнулся внутрь и ко всему прочему сломал рыцарю нос. Склонившись над ненавистным тевтонцем, Венцеслав сорвал с его головы шлем и вскинул вверх руку с ножом.
– Молись, пёсья морда, своему богу! – гнвно вскричал рус. – Ты недостоин жизни! С тобой, подлым предателем и трусом, разберутся теперь на небесах!
– Пощади! – прохрипел тевтонец, перед страхом смерти начиная приходить в себя. – Я хорошо заплачу тебе за свою жизнь!
– Не все покупается за деньги, мерзавец! Умри, тварь!
Венцеслав замахнулся, но неожиданно его руку кто-то перехватил. Витязь зло оглянулся. Перед ним стоял широкоплечий прусс с длинными волосами, перехваченными на затылке черной лентой. (Это был Скомонд.)
– Остановись! – сказал прусс. – Оставь его нам.
– Уйди прочь! – огрызнулся Венцеслав. – У меня с ним свой счет!
По правде говоря, киевский богатырь вообще не понял, что сказал ему прусс, ибо тот обратился к нему на родном языке. Зато вайделот руса прекрасно понял и тотчас заговорил, страшно коверкая слова, по-русски:
– Не переживай: твой враг умрет страшной смертью. А ты будешь с радостью взирать на его мучения и возносить хвалу своим богам с кружкой доброго пива в руках.
Венцеслав отчего-то вмиг повиновался и опустил нож. От убеленного сединами прусса исходила неведомая всепокоряющая сила, и будущее тевтонца читалось по выражению его глаз доходчивее любых слов. Поэтому витязь лишь бросил последний брезгливый взгляд на поверженного фон Шлезинга, лицо которого вдруг стало белее мела, и с презрительной улыбкой отвернулся.
– Меня зовут Скомонд, я принадлежу к племени сембов, – дружелюбно представился прусс. – А вы кто, новгородцы?
– Нет, мы с Гориславом русы, но из Киева. Хотя и новгородцы среди нас есть.
– Вы очень помогли нам. – Вайделот скользнул взглядом по поляне, где сражение уже закончилось: госпитальера фон Берга пленили и обезоружили, и теперь пруссы добивали раненых. – И мы от всего сердца благодарим вас и просим не отказать нашей просьбе погостить у нас. – Он церемонно поклонился и приложил руку к груди.
Поблагодарив за приглашение и поклонившись в ответ, Венцеслав поспешил к Гориславу, вокруг которого уже собралась вся их команда. Все были живы и даже не ранены, выглядели радостными и довольными – такая славная драчка подвернулась! – кроме, пожалуй, Свида: тот с всегдашним своим угрюмым выражением лица мрачно счищал травой кровь с оружия.
Солнце уже выкатилось на середину небесного купола, и от утренней росы не осталось и следа. В лесном разливе вновь воцарились тишь и благодать.
Глава 16. Жертвоприношение
Первым делом дорогих гостей отправили в баню. Поскольку у самих сембов банные дни устраивались строго по расписанию, для нежданных спасителей ее протопили специально. Воины Скомонда, пригнавшие в городище и священных коней, и плененных рыцарей, на фоне всеобщего ликования поведали всем жителям о подвиге пятерки смельчаков, спасших их от верной смерти, поэтому часть восхищения, предназначенного для воинов-земляков, распространилась и на гостей-чужеземцев. Дети и вовсе смотрели на них как на богов. Особенно на Стояна с Гориславом, похожих на великанов из прусских сказок. А девицы так и вились вокруг витязей, выставляя напоказ и самые праздничные свои одежды, надетые по случаю столь выдающегося события, и симпатичные румяные и улыбчивые личики.
Стоян и Венцеслав изрядно смущались подобному вниманию, а более зрелые мужи, Горислав с Носком, лишь посмеивались в усы да потешались над ними, прикидывая вслух, хватит ли у них денег, чтобы прикупить двум молодцам по жене. Со слов Свида они уже знали, что жен у сембов принято покупать.
Мужчина-прусс пользовался в семье неограниченной властью. Мог даже продать в рабство или убить (сам или с чьей-либо помощью) любого члена семьи. Наследование имущества осуществлялось только по мужской линии. Купленные жены находились в полной и безоговорочной зависимости от мужа. Жена не вправе была обедать с мужем за одним столом, зато каждый день обязана была мыть ему ноги. Отец с сыном на общие деньги могли купить жену отцу, а после смерти отца мачеха становилась женой сына. При этом местные женщины стоили относительно дорого: дешевле было покупать женщин на стороне или захватывать их в качестве бесплатных «трофеев» во время боевых набегов.
Щедро обливаясь из черпака водой, Горислав даже делано посокрушался по этому поводу:
– Эх, кабы знал я, что здесь такие порядки, обязательно прикупил бы себе жинку из сембов. Вишь, какие тут молодки добрые да покладистые! Не то что моя: что ни день, то – свара… Ох, совсем наши женщины от рук отбились. Смекай, Венцеслав! – Сказал и поддал пару, чтобы скрыть за сизым облаком лукавую улыбку.
В бане даже Свид расслабился: на его скуластом невозмутимом лице появилось невиданное прежде выражение блаженного покоя. А уж когда банщик-семб подбросил на раскаленные камни конопляных семян и густой ароматный дым шибанул беглецам в ноздри, их и вовсе охватило безудержное веселье.
После бани гостям выдали явно ношенную, но чистую и свежую одежду из льняного полотна. А старую, грязную и рваную, главный жрец Небри торжественно сжег прямо перед баней, произведя таким образом символический обряд очищения героев от скверны, которую они могли подцепить от тевтонцев в бою.
