Честь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон
— О, не обращай внимания. Я слышала и похуже. — Она закатила глаза.
Торбулон снова огляделся и заметил кровь, все еще окрашивающую снег.
— Должно быть, это был тяжелый бой.
— Именно все так и было. — Макрон кивнул. — Но им пришлось гораздо хуже, чем нам. Осмелюсь предположить, что эта банда будет зализывать свои раны по меньшей мере месяц, прежде чем наберется храбрости для новой попытки. В любом случае, хватит болтать. Выгрузите наш багаж, а потом отвезите нас в «Собаку и олень».
— Подождите, — прервала Петронелла. — Сначала нам нужно договориться о цене.
— Что? — Макрон нахмурился. — А, абсолютно точно. Какова цена?
— По сестерцию за каждый сундук и мешок — такова цена.
Он покачал головой.
— Попробуй еще раз. Я не какой-нибудь сынок аристократа с мокрыми ушами, совершающий большое турне по провинциям.
Торбулон кивнул в сторону пристани.
— Я не вижу других носильщиков, которые спешат предложить свои услуги. Факт в том, что порт достаточно оживлен, чтобы мы были полностью заняты даже зимой. Если вам кажется, что цена слишком высока, вы можете сами везти свой багаж, господин.
Глаза Петронеллы сузились, и она глубоко вздохнула. Макрон достаточно хорошо знал признаки, чтобы понять, что он должен действовать, пока она не отстранила от должности начальника носильщиков и не отправила его в бегство под шквалом самых нелестных оскорблений.
— Хорошо, по сестерцию за каждый предмет, но смотри, чтобы твои люди ничего не уронили. Я буду считать вас ответственным за любые поломки или порчу. Все ясно?
— Да, господин. — Торбулон радостно улыбнулся. — Вы можете доверять моим парням.
Когда он повернулся, чтобы отдать приказ людям, ожидавшим у трапа, Петронелла направила мужа к мачте и ткнула его в грудь.
— Зачем ты согласился? Он нас обманывает. Это вдвое больше, чем в Риме, и ты это знаешь.
— Мы не в Риме. Так обстоят дела на границе. Цены выше. Кроме того, у меня раскалывается голова, я замерз и устал. Мы в пути уже несколько месяцев, то в одну сторону, то в другую, и я просто хочу, чтобы путешествие закончилось.
Макрон вздохнул.
— Так что мы заплатим столько, сколько он просит, и просто покончим с этим.
На мгновение она пожевала губу, и он испугался, что она начнет протестовать, но затем Петронелла кивнула.
— Пойдем и найдем твою мать.
— Первым делом. Мы должны разбудить мальчика.
Макрон присел рядом со спящим юношей, который тихонько похрапывал, и легонько потряс его.
— Давай, парень. Проснись-проснись.
Глаза мальчика открылись, и он нервно поднялся на ноги, с тревогой оглядывая странных людей, поднимающихся по трапу.
— Спокойно, эти ребята не пираты. По крайней мере, не такие, как те, кого мы проводили прошлой ночью.
Комментарий прозвучал достаточно громко, чтобы Торбулон услышал его, оглянулся и изобразил обиженное выражение лица.
Макрон поднял мальчика на ноги и положил руку ему на плечо. Ты пойдешь со мной и Петронеллой. Капитан согласился позволить нам присматривать за тобой, пока ты восстанавливаешься после ранения.
Парень взглянул на Андрокия, тот пренебрежительно пожал плечами и отвернулся, чтобы приказать Лемулу уложить парус. Мальчик удивился внезапной перемене в своей судьбе, но затем склонил голову в знак согласия.
— Где личные вещи мальчика? — спросил Макрон у капитана.
— Вещи? — Андрокий фыркнул. — Он носит их на себе. Это все, что есть.
Петронелла взяла запасной плащ из одного из сундуков, которые носильщики вынесли на берег, и обернула его вокруг худеньких плеч мальчика.
— Вот так вот, мой ягненок. Это согреет тебя.
— Это один из моих плащей, — запротестовал Макрон. Ты не можешь вот так просто отдать его парню.
— Он был твоим. — Она мило улыбнулась. — На границе все по-другому, да?
Они коротко попрощались с Андрокием и тем, что осталось от его команды, и осторожно спустились по сходням вниз, где их ждали Торбулон и его носильщики.
— Глядите себе под ноги, — посоветовал Торбулон. — Пока мы не дойдем до пристани, будет скользко.
Пятнадцать лет назад Лондиниум был не более чем небольшим торговым пунктом рядом с бродом. Место, куда более смелые купцы из Галлии приезжали, чтобы вести дела с племенами, любопытными настолько, чтобы попробовать товары со всей Римской империи. После вторжения, по пятам за легионами, пробивавшимися вглубь страны, хлынул уже настоящий поток купцов и работорговцев, стремившихся закрепиться в новой провинции и сколотить состояние, пока не прибыла вторая волна торговцев, чтобы побороться за добычу.
За длинным рядом деревянных складов, крытых дранкой, располагался целый ряд небольших зданий, представляющих собой смесь местных плетней и дубов, покрытых соломой, и более крупных, угловатых зданий, построенных из дерева. Несмотря на лютый холод, на узких улицах было многолюдно, а улицы были покрыты густой жижей из талого снега, грязи и сточных вод. Макрон и Петронелла шли позади Торбулона и его носильщиков, чтобы присматривать за их имуществом. Непременно должны были найтись мелкие воришки, ищущие легкой добычи, такие ловкачи, которые могли прорезать небольшое отверстие в мешке или тюке ткани и выхватить содержимое, прежде чем жертва успеет заметить неладное. Кроме того, Макрон не доверял полностью Торбулону и его людям, которые могли с такой же легкостью угоститься в тот момент, когда внимание их клиентов было отвлечено.
Петронелла вела мальчика за собой, чтобы он не потерялся в толпе. Кипящая масса людей и животных, какофония криков, мычание животных и крики торговцев заставили его нервничать настолько, что он держался между ней и Макроном.
Макрон почувствовал облегчение, когда они вышли на более широкую улицу, идущую параллельно реке. Деревянный сток, полтора метра в поперечнике и полметра в глубину, проходил посередине, оставляя достаточно места по обе стороны для проезда тяжелых повозок. Вдоль дороги тянулись лавки и мастерские, а кислый привкус, висевший в морозном воздухе, то тут, то там пробивался запахами выпечки, жареного мяса и очень редкими ароматами специй и духов, привезенных в город из самых дальних уголков Империи. Были и запахи животных — тяжелый смрад, исходивший от толстых шкур волов, мулов и собак, которые добавляли свое парное дыхание к пыхтению и чаду людей, пробиравшихся через бурую слякоть.
— Ты не узнаешь эту улицу, — размышлял Торбулон. — Эта и другая главная улица в пятидесяти шагах дальше были проложены уже во времена наместника Скапулы [1]. Это одно из немногих, чего он добился перед смертью. Это было меньше двух лет назад. Впечатляющее зрелище, не так ли?
— Впечатляющее? — Петронелла сморщила нос от отвращения. — Не совсем то слово, о котором я подумала.
— Не обращай на нее внимания, — усмехнулся Макрон. — Это ее первый визит на северную границу. Она не привыкла к холоду. Ты привыкнешь, любовь моя. Ведь так будет совсем не всегда. Как только зима закончится, ты увидишь провинцию в ее лучшем виде.
— Мне с трудом в это верится, и я не уверена, что здесь возможно что-то изменить к лучшему, — ответила она.
Макрон не хотел, чтобы ее настроение испортило его собственное. По правде говоря, за годы кампании в Британии климат острова ему пришелся по душе. Правда, холод и сырость держались на месяцы дольше, чем он бы предпочел, но ему нравилась острота зимнего воздуха и скупость пейзажа. Каждый сезон отличался особой красотой, а умеренная погода делала марш гораздо менее утомительным, чем палящий зной восточных провинций, в которых он служил. Он вспомнил знойные пустыни Египта и Сирии и содрогнулся от воспоминаний о неутолимой жажде, усугубляемой клубящейся пылью и жужжанием насекомых, которые норовили исследовать каждый сантиметр лица и тела человека. Правда, плотские блюда, а также еда и вино Востока были непревзойденными, но в такой провинции, которая еще только зарождалась, как Британия, было больше возможностей.