Мишель Зевако - Двор чудес
Монклара заперли в кухне одного из домов на площади.
А старшины собрались на совет обсудить, что с ним делать.
* * *Как только закончилось дело, Рагастен спросил Манфреда:
— А что, цыганка, про которую вы говорили… как ее…
— Джипси? — удивленно переспросил Манфред.
— Да. Вы сказали, я смогу ее повидать?
— Разумеется.
— Так я и хочу…
Удивляясь такой поспешности, юноша поклонился и сказал шевалье, что готов отвести его к старой цыганке.
— Что ж, я прошу вас, — произнес Рагастен с возбуждением, все более непонятным для Манфреда.
«Как? — думал он. — Шевалье знает старую колдунью, которая меня взрастила? А если не знает — что ему от нее нужно?»
Через несколько секунд они уже вошли в жилище Египтянки.
— Матушка, — сказал Манфред, — этот чужой человек желает вас видеть. Очень прошу вас, примите его добром, потому что я многим ему обязан.
— Добро пожаловать ему, сынок, — ответила цыганка.
Рагастен обратился к Манфреду:
— Дитя мое, не будете ли так добры оставить меня с ней наедине? Простите меня…
— Шевалье, — ответил Манфред, — вы мне так приятны и я так вам признателен, что желанья ваши — для меня закон.
С этими словами он изящно поклонился, и Рагастен посмотрел ему вслед, любуясь его стройным станом, благовоспитанной речью, умом, светившимся в его глазах…
Когда Манфред уже минуту с лишним как скрылся из виду, шевалье глубоко вздохнул и обратился к Джипси. Та смотрела на него с тем равнодушным любопытством, с которым всегда смотрят на человека в первый раз.
— Я желал бы, — сказал Рагастен, и голос его слегка задрожал, — спросить вас кое о чем. Но прошу вас мне отвечать по всей правде, со всей откровенностью. Если вы бедны, я вас озолочу…
— Спрашивайте, господин мой, — ответила она, и в ее голосе не прозвучало ни волнения, ни подозрения. — Как смогу, так попробую отвечать.
— Этот молодой человек, что сейчас здесь был…
— Манфред?
— Да… Манфред… Вы не скажете мне, откуда он родом?
— Из Италии, — просто сказала старуха.
Рагастен почувствовал, как заколотилось сердце в его груди.
«Сомнений больше нет! — думал он. — Это мой сын! Мой сын! О, как обрадуется Беатриче!»
Вслух же он продолжал:
— Где вы его нашли? В Италии — но в какой местности?
— Нашла, господин мой?
— Да, нашли… подобрали… что-то такое?
— Не понимаю, — ответила Джипси с самым простодушным видом. — Манфред не найденыш.
— Я как-то не так говорю… Мне хотелось бы знать: кто отдал вам этого младенца?
— Никто!
Рагастен попытался проникнуть в мысли цыганки, но на ее лице ничто не отражалось.
Шевалье сказал:
— Повторяю вам, я вас озолочу. Просите меня о чем вам угодно — я на все согласен.
— Благодарю, господин мой! — горячо ответила цыганка. — Немножко денежек в моем бедном доме, верно, не будут лишними. Хотите, я вам погадаю?
— Нет, я хочу, чтобы вы мне просто ответили: Манфреда ведь украли ребенком? О, я не хочу знать, кто украл!
— Вы ошибаетесь, господин мой…
— Но кто же его отец? Вы его знаете?
— Ох, мне ли его не знать! — воскликнула цыганка, великолепно разыгрывая печаль. — Его отец — благородный синьор из Неаполя…
— Из Неаполя! — с содроганием воскликнул Рагастен.
— Да, из Неаполя… Я была молода… хороша собой… понравилась ему… я его полюбила… От той мимолетной любви и родился мой Манфред.
Рагастен рухнул в кресло. Слишком жестоко было разочарование.
— Так значит, — сказал он с запинкой, — Манфред — ваш родной сын?
— Ну да, господин мой, сын… Я и Манфредом его назвала в память отца, которого он не знал…
— Но этот юноша, — живо проговорил Рагастен, цепляясь за последнюю надежду, — говорил мне, что вы не мать ему!
— Так и я ему говорила… бедняжке! Он такой умница, так не похож на тех, что вокруг — вот и решил, что от знатных родителей. Если б он убедился, что он сын простой цыганки, сердце его разбилось бы. Только мать, господин мой, и пойдет на такую жертву!
Джипси смахнула с глаз пару слезинок.
— Вот Лантене, — сказала она внезапно, — тот другое дело. Тот мне не сын, хотя тоже зовет меня матушкой. Он и впрямь найденыш. Отец его парижанин… теперь уже умер…
Рагастен только рукой махнул: он уже знал, что хотел.
Он встал, пошарил в кошельке и подал цыганке пригоршню золотых монет. Та приняла, рассыпаясь в благодарностях.
Оставим теперь Рагастена, который в глубоких раздумьях шагал теперь ко Двору чудес, чтобы встретиться с Манфредом и поговорить. Об их разговоре мы еще расскажем.
Цыганка же, когда шевалье от нее ушел, села за стол и тоже задумалась.
— Могла бы я, — шептала она про себя, — и правду сказать сеньору де Рагастену. Многих бы тогда осчастливила. А мне тогда что было бы с их счастья? Вот скажи я, положим, шевалье: «Верно, Манфред — ваш сын. Я украла его, чтоб угодить синьоре Лукреции Борджиа». Сказала бы — и что бы из того вышло? Манфред вскоре ушел бы отсюда вместе с отцом. Ну и кто мне скажет наверняка, что он и Лантене не захотел бы с собой увести? Да и в самом деле не увел бы? Да какое мне дело до чужого счастья и несчастья? О моем-то счастье разве хоть раз кто позаботился? Подумал разве кто-то, какие слезы я лью с тех пор, как на моих глазах повесили моего сына?
Она крепко обхватила голову руками. При мысли о сыне она вся так и задрожала.
— Увести Лантене! — прошептала она сквозь зубы. — Да что со мной будет, если не останется при мне сын Монклара, чтоб отомстить ему!
Она встала и подошла к окну, выходившему на Двор чудес.
Посреди площади у большого костра она увидела собрание старшин и среди них Лантене.
Манфред же стоял в сторонке с Рагастеном.
Увидав Лантене, Джипси содрогнулась, и в глазах ее сверкнул огонь дикой ненависти.
Но не Лантене она ненавидела. Ее свирепая ненависть была обращена на отца Лантене — великого прево Парижа графа де Монклара.
Покуда шел бой, Джипси стояла у раскрытого окна и слушала звуки, доносившиеся из темноты. В исходе боя она не сомневалась. Королевское войско побьют, а с ним и Монклара. Это было глубокое ее убеждение; в это она веровала.
Монклар непременно должен быть побежден, чтобы ярость его возросла! Непременно великий прево должен был дойти до ненависти к собственному сыну!
Когда все закончилось, когда она узнала, что королевские солдаты отбиты со всех трех сторон, спокойно закрыла окно и сказала:
— Я знала, что так все и будет!
Теперь она с любопытством наблюдала за собранием старшин и находила странным, что совет длится так долго.
