Александр Крашенинников - Слуга злодея
Но едва Белобородов передал свою страшную весть, он вскочил на лучшего коня, бросился к избе Худоедова и, подхватив невесту, вымахнул за деревню. Ни денег, ни пожитков они не успели взять. Лишь Айгуль прихватила с собой пуховую подушку да в кафтане Вертухина лежало два фальшивых бриллианта.
Из деревни Пустоносовой было две дороги: одна на запад, в Ачитскую крепость, другая на восток, в Гробовскую. Вертухин махнул на восток, в гору, поелику держался убеждения, что с горы видно все и, следственно, можно составить наилучшую диспозицию для бегства.
С горы поистине виделось много лучше, нежели из долины. Пустоносова кишела людьми Пугачева. Издали они казалась тараканами, бегущими от света зажженной свечи. Вертухин изумился, как много народу может скрываться в дюжине изб. Не иначе как людишки укрывались по огородам меж грядок, а то лежали в конюшнях.
Улица была запружена. Пугачев в красном кафтане, красных сапогах и красных рукавицах — неотделимых от царя знаках его высочества — никуда не мог проехать, какую бы тропку его лошадь ни нащупывала. Наконец он соскочил наземь и побежал к реке Уфе, на берегах коей не было никого.
То-то было ему раздолье бежать.
С маху кинувшись в воду, он поплыл к другому берегу — только рукавицы мелькали.
Его сносило к скалам. Вертухин привстал на стременах, напряженно наблюдая борения своего властелина с разъяренной кофейной гущей.
«Вправо берите, ваше величество!» кричал он, когда, казалось, Пугачев справится с громадою вод, и «влево, Емеля, влево!» когда надежд на спасение уже не было.
Маханье рукавиц стало замедленным и тяжелым, но Пугачев был уже в пяти саженях от спасительного берега. Его пронесло мимо жутких скал и река вот-вот должна была выбросить на отмель.
Внезапно на его пути показался вентерь, то поднимавшийся над водой, то опускавшийся. Вертухин закрыл глаза.
Когда он нашел смелости опять открыть их, Пугачев торчал головой в вентере. Ноги его в красных сапогах били по воздуху. Потом и они затихли.
— Эх, Емеля! — только и произнес Вертухин. — Говорил же: бери влево!
Ему, однако, было не до печалей. Передовой отряд генерала Деколонга налетал на него.
Прямо на Вертухина мчался казак с пикою в руке. Вертухин не растерялся и, выхватив из-под возлюбленной подушку, сбил его наземь. Тут, однако, его и Айгуль окружили и, дивясь красоте турчанки, а также небывалому оружию пугачевского полковника, повели к генералу Деколонгу.
Глава пятьдесят восьмая
Счастливый жребий
Существуют ли билеты на тот свет? Вертухин впервые услышал о них, стоя под виселицей на Болотной площади в Москве.
Вся жизнь его от ребячества до нынешних дней бежала перед ним, как поля и перелески обок Сибирского тракта. Вот он в шапке из лопуха стоит под дождем возле опрокинутой им поленницы, ожидая, выйдет ли к нему сначала батюшка с ремнем или матушка с кружкою сметаны. Вот он подкладывает сушеную ящерицу в тетрадку учителя. А вот и первое свидание с солнцем его жизни — оливковокожей Айгуль.
Драгоценная жемчужина вод средиземноморских, где теперь ступают твои осторожные ножки?
И перекрывая все эти воспоминания, расстилались перед ним пространства его родины, где он столько наделал чудес и волшебств, коих в другом месте и в другое время не стал бы и делать. Чудился ему теплый ржаной запах разопревшего грибного леса, звездочки светляков в желтой трухе подгнившего пня, сияющие июльским солнцем лужи в колеях дороги, неясные протяжные звуки над болотом в часы заката, тихий свет одинокой свечи в вечернем господском доме.
Площадь была запружена народом, как при раздаче бесплатного хлеба. Вперед выдвинулись самые сильные, рассматривая разбойников, будто орангутангов. Гвардейцы еле сдерживали напор.
Зазвонили колокола церквей. Едва утих последний звук, офицер взял в руки перевернутую вниз тульей треуголку, несколько раз встряхнул и запустил вглубь ее руку.
У Вертухина перестало биться сердце, и его, несмотря на теплую погоду, до самых костей пробрал мороз.
— Астахов! — крикнул офицер, достав из треуголки свернутую в трубочку бумажку и раскручивая ее. — Простить!
С Астахова, крепкого чернобородого мужика, сорвали рубаху и несколько раз вытянули по спине плетью. Едва солдаты отпустили его, он сорвался с места и прыгнул в толпу, точно в реку. Люди расступились, и он побежал прочь, не оглядываясь. Кто-то оглушительно свистнул ему вслед.
— Бормотов! Казнить!
Худой, и без того едва стоявший на ногах Бормотов повалился на спину, солдаты подхватили его и повели к виселице.
— Вертухин! — офицер раскрутил бумажку и оглядел разбойников. — Есть такой?
Площадь качнулась под ногами Вертухина, и он прикрыл глаза, проваливаясь куда-то в пустоту.
— Здесь я, милостивый государь, — еле слышно сказал он.
— Простить!
Небо упало на Вертухина, а площадь, наоборот, приподнялась, и эта теснина сплющила его так, что он едва мог дышать.
Ударов плетью он не почувствовал и пришел в себя только на краю площади. Выпрямившись и обернувшись назад, он крикнул:
— Ну, вот, господа, а вы говорите, что я ничего не стою! Я богу дороже, чем все праведники!
Тем же летом он обвенчался с прекраснолицей турчанкою и привез ее в свое подмосковное имение. Золота и бриллиантов здесь не было, зато расстилались вокруг такие густые луга, что коровы, нагуляв по три ведра молока, падали, не добравшись до дома, и крестьянки доили их, лежащих на боку посреди травы. Грибы возили из леса бочками, ягоды тащили в двуручных корзинах. Крестьяне же были столь добронравны и веселы, что пели песни, когда их секли.
А что же остальные участники сей драмы? Павел Первый на радостях по случаю кончины своей матушки, Екатерины Второй, простил всех и отправил восвояси.
О смертоубийстве поручика Минеева вскоре все забыли, поскольку, кроме фальшивых бриллиантов, ничего найдено не было. Тем более что благодаря стараниям убийцы Минеева пугачевские злодеи лишились турецкой помощи и больше не угрожали России. Записаться в убийцы турецкого посыльного выстроилась было очередь, но никто не смог дождаться от императорского двора даже медной копейки.
Котов некоторое время служил помощником городничего, рисовал альбомы своему начальнику и выпиливал из вулканического стекла фальшивые александриты. Вскоре он, однако, уехал из России, перебрался в Саксонию и купил дворец разорившегося графа. Там и жил до глубокой старости в полном согласии с судьбою. Как видно, не все бриллианты, коими располагал бывший исправник, были поддельными.
