Бернард Корнуэлл - Медноголовый
Вралось гладко. Несколько секунд он был в центре всеобщего внимания и восхищения, затем Пинкертон хлопнул по столу ладонью:
— Выходит, вы заслужили тюрьму, мистер Старбак! — он засмеялся, показывая, что шутит и вновь хлопнул по столу, — Вы — храбрый человек, мистер Старбак, вне всякого сомнения!
Пинкертон говорил чистосердечно, и его подчинённые поддержали шефа одобрительным гулом.
Джеймс тронул Натаниэля за локоть:
— Я всегда верил, что ты вернёшься на правильную сторону. Отличная работа, Нат!
— Север вам очень обязан, мистер Старбак, — торжественно объявил Пинкертон, — и я лично прослежу, чтобы вас не обошли наградой. Теперь, если вы закончили с едой, можем мы побеседовать лично? И ты, Джимми, конечно же. Пойдёмте. Вино можете прихватить с собой, мистер Старбак.
Пинкертон завёл их в маленькую, элегантно обставленную гостиную. На книжных полках стояли труды по богословию. На швейной машинке лежала недошитая сорочка. Боковой столик был уставлен семейными фотографиями в серебряных рамках. Угол дагерротипного изображения ребёнка перечёркивала лента крепа. Очевидно, дитя недавно умерло. На другом фото красовался юноша в артиллерийской форме армии Конфедерации.
— Не та фотография убрана в траур, да, Джимми? — усмехнулся Пинкертон, садясь, — Как мне вас лучше звать, мистер Старбак? Нат? Натаниэль?
— Нат, сэр.
— Ну, а вы меня можете называть Бульдогом. Все меня так зовут, кроме Джимми, но Джимми слишком чистоплюист, чтобы пользоваться дружескими прозвищами. Да, Джимми?
— Именно, шеф. — кивнул Джеймс, жестом приглашая Натаниэля занять место напротив Пинкертона у пустого камина.
В дымоходе выл ветер, по закрытым шторами окнам снаружи барабанил дождь. Пинкертон достал из жилетного кармана подложное донесение:
— Новости не вдохновляют, Джимми. — озабоченно сказал он, — То, чего я боялся. Против нас сто пятьдесят тысяч мятежников. Взгляни сам.
Джеймс водрузил на переносицу очки и принялся при свете масляной лампы просматривать листки. Натаниэлю стало не по себе: а вдруг Джеймс досмотрится, что почерк не Адама? Но Джеймс тряхнул головой в знак того, что разделяет пессимизм начальника:
— Печально, очень печально.
— И Джексону они в Шенандоа послали подкрепления, обратил внимание? — осведомился Пинкертон, дымя трубкой, — Значит, могут себе позволить разбрасываться резервами. Этого-то я и боялся, Джимми. Неделя за неделей мерзавцы убеждали нас в том, что армия у них крохотная. Заманивали нас, подонки! За нос пытались водить, чтобы врезать нам исподтишка!
Он нанёс воображаемому противнику несколько мощных ударов:
— И ведь могло сработать, Джимми! Если бы не это письмо, мы попали бы в переплёт. Генерал будет благодарен. По гроб жизни обязан. Прямо сейчас иду к нему, но прежде, Нат, расскажи-ка мне, что творится в Ричмонде? И, прошу, не таи ничего, не пытайся смягчить дурные вести. Как есть, так и выкладывай.
И Натаниэль начал выкладывать. По его словам, в столице было яблоку упасть негде от солдат со всех концов Конфедерации, а рабочие Тредегара без устали отливали пушки, которые немедленно отправлялись на оборонительные линии под Ричмондом. Пинкертон слушал, не перебивая, жадно впитывая каждое свидетельство силы бунтовщиков. Джеймс, умостившийся за столом, делал пометки в блокноте. Ни один, ни другой не подвергали сомнению выдумки Натаниэля.
Закончил речь Старбак сообщением о том, что лично видел в ричмондском железнодорожном депо целый состав, гружёный британскими винтовками Энфильда, провезёнными сквозь блокаду.
— Я слышал разговор, сэр, что современного стрелкового оружия достаточно, чтобы обеспечить каждого бойца, и боеприпасов столько, что хватит на десяток битв.
Джеймс усомнился:
— Половина пленных, взятых нами на этой неделе, вооружены древними гладкоствольными пугачами…
— Так и есть. Новые ружья пока не выпускают за пределы Ричмонда. — нашёлся Натаниэль, втайне гордясь собой.
— Видишь, Джимми? На всё готовы, чтобы заманить нас в капкан! — Пинкертон поднял брови, дивясь коварству противника, — Заманить и разгромить! Но умно придумано, клянусь Господом.
Шеф секретной службы окутался клубами дыма, погрузившись в размышления. Тикали часы на каминной полке, с улицы доносилось нетрезвое пение.
— Ваш друг семьи, — нарушил молчание Пинкертон, ткнув трубкой в сторону Натаниэля, — Как он планировал держать с нами связь?
Старбак, подымив сигарой, ответил:
— Он ждёт, что я вернусь в Ричмонд, сэр, и возьму на себя функции казнённого Вебстера. Ада… — Старбак вовремя прикусил язык, чуть не выболтав имя Адама, поправился, — А да… льнейшее покажет, сэр, подхожу ли я для этого. В Ричмонде, кстати, не знают, что я ушёл к вам.
Пинкертон сосредоточенно взирал на Старбака:
— А какую должность у бунтовщиков ты занимаешь, Нат? Они, что, так глупы, что ожидают от тебя после пыток верной службы?
— Ожидают, сэр. Я испросил отпуск после заключения, но к концу месяца мне надо возвратиться к исполнению моих обязанностей в паспортном бюро. Там я работал до ареста.
— В паспортном бюро? Да ведь это чудесно, Нат! Ты нам там очень пригодишься! — Пинкертон соскочил с кресла и стал расхаживать по комнате, — Но ведь, возвращаясь в Ричмонд, ты подвергаешь себя безумной опасности. Ты уверен, что готов к этому?
— Да, сэр, коль есть необходимость. И если генерал МакКлеллан не попадёт со всей армией в Ричмонд раньше меня.
— Ты — смельчак, Нат. Настоящий смельчак. — закивал Пинкертон, меряя шагами гостиную.
Натаниэль зажёг потухшую сигару и втянул в рот дым. Д’Эмон, решил Старбак, мог бы им гордиться. Пинкертон остановился и задумчиво указал трубкой на Натаниэля:
— Мне кажется, генерал захочет перемолвиться с тобой словечком. Ты как?
Старбак постарался ничем не выдать тревоги, вызванной перспективой встречи с вражеским командиром:
— В любое время, сэр.
— Отлично! — Пинкертон забрал у Джеймса фальшивое донесение, — В общем, я, если что, у генерала. Думаю, вам двоим и без меня будет о чём поговорить.
Он вышел из гостиной, крикнув ординарцу подать его шинель и шляпу. Братья остались одни. Джеймс уселся в освобождённое Пинкертоном кресло и смущённо улыбнулся:
— Я всегда верил в то, что ты в глубине души не «медноголовый».
— «Медноголовый»? То есть?
— Это презрительная кличка, придуманная журналистами для северян, которые помогают Югу. В честь медноголового щитомордника. Знаешь, змейка такая.
— А, медянка. Знаю. С подлым нравом змейка. — кивнул Натаниэль.
