Вера Космолинская - Драконье царство
— Бран! — в веселом порыве, столкнувшись со стариком, я крепко обнял его за плечи, чем немало озадачил. Но и подбодрил — просто тем, что не забыл его, и так к нему расположен.
— Экхе-кхе… — загадочно откашлялся Бран. И словно бы тоже по старой привычке потыкал в меня своей сухой сморщенной лапкой. Меня по-настоящему умилило его неизменное благодушие, смешанное с удивленным смущением: «Неужели когда-то я первый все это обнаружил?» Неважно, на каком втором плане он затем оказался, и как бы все происходящее ни выглядело подозрительно. — Верно делаешь ты, что времени не теряешь. Не все, кого ты ждешь, желают тебе добра.
— Знаю, Бран, знаю…
— Но, кхм… — Бран снова покряхтел и затих в моих объятиях, будто к чему-то прислушиваясь.
— И верно не ждешь Лотианскую ведьму, — беспечно-бестактно добавил себе под нос епископ Блэс. — Осторожность не повредит! Дабы не сглазила она этот брак, по мерзостной натуре своей…
Блэс как будто по привычке молотил языком. Прекрасно зная, что ни Бран, ни я, все же не относились к Моргейзе дурно. Но на этот раз мы оба сделали вид, что не заметили. Бран продолжал неуверенно тыкать в меня лапкой.
— Кипит твоя кровь, — проговорил он задумчиво. — Кипит… Просыпается спящий в ней дракон.
— Гм, — я выпустил Брана, наконец обнаружив, что все еще держу его. — Знаешь, мне кажется перед свадьбой — это вполне обыденное дело, — заметил я.
— Обыденное, — загадочно кивнул Бран, со всей той многозначительностью, о которой я уже успел забыть. Про насмешливый взгляд непрозрачных темных глаз я забыл тоже. — Когда кружат в хороводе миры и сочетаются звезды в небесах, чтобы пролиться плодотворным огненным ливнем, и зреют соки в колосьях и бушуют в зернах, и жизнь обращается в нечто ей противное, спящее и потаенное, чтобы вернуться юной и новой, сбрасывая бремя, имя которому — вечное время!
— Гм… — повторил я в высшей степени содержательно.
— Дракон ведает, что творит, — прошуршал вкрадчиво Бран. — Всегда ведает. Но пожелает ли остановить подземное пламя, или даст ему взлететь до небес? И расцвести там невиданными цветами?
Интересно, каким чертовым порождением моей фантазии был сам Бран?
Каким бы ни был — он всего лишь ответ моему воображению. И это — единственная причина, по которой кажется, что он что-то знает. Потому что склонен говорить словами, что бесцельно бродили у нас в головах.
Но на деле — он не знает ничего! В том мире, где мы все теперь реальны, и уже ничего не создаем случайными мыслями. Именно теперь, когда все уже создано, и мы встретились, мы больше не влияем друг на друга всерьез. Инерция материи так же прочна как каменные стены, за которыми уже никто не прочтет, что мы думаем. И я засмеялся Брану в ответ, все так же добродушно — откуда взяться причинам, по которым я мог бы забеспокоиться? Я вдруг понял, насколько свободен от всего, что меня окружало, и это наполнило меня новым пьянящим азартом.
— Бран, я почти забыл колдовскую силу твоих слов! Но я согласен с тобой и без них — сегодня самый удачный день! Торжества пусть продолжатся впредь, но все начнется сегодня!
И Бран удовлетворенно кивнул, чем вызвал у меня еще один ехидный внутренний смешок.
Итак, благословенье с двух сторон — христианского епископа с правого плеча, и друида с левого — обеспечены! И я наконец еще лучше понял, чему так рад Леодегранс — именно отсутствию тут «Лотианской ведьмы». Ради этого он был готов рискнуть всей помпой — но она еще будет, торжества продолжатся столько, сколько понадобится для того, чтобы это событие стало значительным, и не ускользнуло ни от чьего внимания. Никто не сможет сказать, что не заметил его.
Даже я.
Церковь была уже убрана и готова, народу в ней собралось предостаточно, чтобы ее стены начали ломиться, Камелот ведь стал оживленным местом. И сегодня сюда пускали не только почетных высоких гостей, а всех желающих. И все желающие желали мне добра.
Разве когда-то моя спонтанная коронация в Лондоне сильно отличалась от того, что происходило сейчас, да и вообще творилось все время? Стремительное нападение, импровизация, пока никто не успел опомниться. И если кто-то мог сказать что-то — по какой причине этот брак не может состояться, то никто ничего не сказал. Ни у кого не было ни единого шанса. Прежде чем день склонился к закату, Гвенивер принадлежала мне по праву. А Эктор, Леодегранс, Блэс, Кей, Бран, Пеллинор и все прочие поздравляли нас от души. Мы запланировали церемонии на неделю вперед. Состоявшийся первый праздничный пир вышел бесшабашным и ничуть не чинным. Со смехом, возлияниями, актерами, которые давно уже не были бродячими и объединили дешевое веселье с подобием лоска, хоть, конечно, им было далеко до настоящих бардов. Удивленный, радостный, благоговейный блеск в глазах Гвенивер — он был искренним. И пока тут не было всей прорвы гостей, я мог себе позволить беззаботно носить ее на руках когда мне вздумается.
Так же на руках я отнес ее в спальню. Каждый праздник начинается с ночи.
Я так и не заметил, или не счел нужным заметить, испытывала ли она какой-то страх. Как будто — да, но была слишком захвачена странностью и легкостью, зачарована сказочностью, мишурностью и ненастоящестью происходящего. Как весь этот мир, она отзывалась на каждое мое прикосновение, на каждый поцелуй, изумленно и радостно. Я прокрался через ее страх незамеченным, удивил, отвлек, соблазнил, бесповоротно и безнадежно. Так что очень скоро стало поздно в чем-то сомневаться. У меня было множество жизней, пускай не моих, и я знал столько хитростей. Хотя, я сплошь импровизировал, чужие жизни только добавляли уверенности, что я не могу ошибиться. А может, я был в этом уверен и без них.
Все случилось так легко, что я был страшно горд собой и доволен, будто это было еще одним подтверждением того, что этот мир — теплый мягкий воск в моих руках. Как Гвенивер. Забывшаяся и забывшая, что может бояться или стыдиться. Я прокрался ей прямо в душу. Я принес ей запретное яблоко. Она терялась в моих объятиях — внутри меня, как овечка, съеденная волком! Но и я был внутри нее. Замкнутое кольцо, или бесконечность огоньков между двумя зеркалами…
Я чувствовал, что сошел с ума, и безоглядно продолжал терять остатки разума, а она готова была терять его вместе со мной, доверяясь полностью. Я встречал только нежность и восторг, захватывающее падение в мягкую глубину, в которой можно утонуть, я упивался ею. Как я мог сделать ее своей сообщницей так скоро, и не вызвать ни капли испуга? Ничем не обидеть? Просто загипнотизировал, как всех остальных. Мы ведь это умеем… отец говорил верно.
