Синтия Хэррод-Иглз - Князек
– И в частности о том, сколько ты с этого будешь иметь?
– Сколько я буду иметь?! Да разрази меня гром, Фрэнк, – не видать мне больше этих денег как своих ушей! Но если дело и впрямь доходное, попытайся убедить кузена Пола ссудить тебя денежками...
Через два дня оба Дрейка и капитан Уинтер покинули Шоуз, заручившись обещаниями финансовой поддержки от представителей обеих ветвей фамилии Морлэндов. А по осени стало ясно, что план активно претворяется в жизнь. В последних числах сентября было объявлено, что «Пеликан» и «Елизавета» в сопровождении двух шлюпов и полубаркаса и с командой в полтораста матросов отплывет из Плимута, родных мест самого Дрейка, в ноябре – и Иезекии прибыло официальное приглашение принять участие в экспедиции.
– Признаться, искушение велико, – вздыхал Иезекия, рассказывая новости в усадьбе Морлэнд. – Но моя женушка считает, что я стар уже для таких переделок, и, честно говоря, совсем не хочу покидать ее на целый год – ведь Фрэнк сам не знает, сколько продлится плавание.
– Тогда... умоляю, кузен, позволь мне плыть вместо тебя! – отчаянно выкрикнул Артур и, не дав никому и слова вымолвить, обратил к отцу сияющее и взволнованное лицо. – Отец, отпусти меня с ними! Ведь кто-то из семьи должен быть там, чтобы проследить, как распорядятся вложенными средствами... Ну представь, что там поистине золотое дно – а никто нам об этом и полслова не скажет!
– Ты что, намекаешь на то, что Фрэнк может нас обдурить? – зарычал Иезекия. Нанетта жестом успокоила его.
– Это лишь повод, – сказала она. – Ты же по лицу его видишь, что как только твои друзья все выложили, он ни о чем другом и думать не может!
– Это правда – мне все это даже снится... – Артур мгновенно стал откровенным, подбодренный ее пониманием. Пол зло глянул на сына.
– Неудивительно тогда, что тебе совершенно наплевать на дела в поместье! Но могу тебя успокоить – тебе ничего не остается, кроме как выбросить это все из головы! Конечно же, ты никуда не поедешь! Это абсурд!
– Но почему? – страстно возразил Артур. – Отец, ведь это редчайший шанс, такого больше не будет! Кузен Иезекия, ведь ты непременно бы отправился в плавание, будь ты моложе! Скажи!
– Ну... да... разумеется, но…
– Вот видишь! – Артур повернулся к Полу. – Он понимает. Ты должен отпустить меня, отец.
– Господь с тобой, дитя, ведь у меня кроме тебя никого не осталось – ты наследник всего моего состояния. Как я могу...
– Но я исполнил свой долг, – не без горечи воскликнул Артур. – Я женился, у меня есть наследник. А в поместье я тебе, в сущности, и не нужен. Не наказывай меня так жестоко за провинности и ошибки моих сестер и братьев!
Наступила тишина. Нанетта понимала, как следует поступить – но ни за что на свете не раскрыла бы рта. Пол устремил глаза на сына.
– Ты говоришь о наказании? Разве быть наследником земель и усадьбы Морлэнд со всеми вытекающими отсюда последствиями – это наказание? Да ты гордиться должен!
– Я и горжусь, отец, – в отчаянии произнес Артур. – И в тот самый день, когда все это перейдет ко мне, я с радостью возьму бразды правления в свои руки. Но сейчас я молод – и хочу увидеть мир, пока я полон сил... Наступает новая эра – эра великих открытий, захватывающих приключений – и я хочу этого вкусить! Ты всегда держал меня дома, запирал меня – и только потому, что возлагал на меня надежды. Что ж, я сделал все, чего ты хотел, подарил тебе маленького Эдуарда... И теперь ты должен отпустить меня, чтобы я, наконец, начал жить собственной жизнью... Я хочу жить в своем мире, а не сидеть взаперти в твоем, в мире прошлого и призраков...
Он умолк, задохнувшись – старшие переглядывались безмолвно: высказанное молодым человеком в запале больно задело всех. И – увы – было хоть и горькой, но правдой. Пол был оглушен, Иезекия – задумчив, Нанетта – взволнована. И лишь Джейн глядела на Артура так же кротко, как всегда, но глаза ее переполняли грусть и искреннее сочувствие. Как тяжело и больно восставать против отца... Сама она добровольно заключила себя в тесные рамки – ее вера, ее судьба, ее женская сущность диктовали правила поведения... Но жажду Артура вырваться из-под ига, чтобы вдохнуть полной грудью воздух свободы, она понимала всем сердцем. И – кто знает, если бы ее темница не была изнутри куда просторнее, чем казалась снаружи – она бы тоже страдала...
– Так это путешествие для тебя и впрямь так много значит? – наконец с трудом выговорил Пол. В глазах Артура, устремленных на него, перемешались страдание и злость, любовь и отчаяние...
– Отец, если ты мне в этом откажешь, – очень тихо и отчетливо произнес он, – я на всю жизнь возненавижу тебя!
Много позже Нанетта обнаружила Пола в часовне – он не молился, а молча сидел там... Он даже не взглянул на нее. Она вошла и молча опустилась рядом с ним. Потом, спустя некоторое время, произнесла:
– Он, конечно, прав... Как, впрочем, и ты. Вы правы оба – но по-разному. Тебе придется отпустить его.
Пол не отвечал. Она вспомнила о Джэне, об Александре...
– Дети – наше счастье и горе. Вместе с ними мы живем – и вместе с ними умираем. И всякий раз, когда мы видим, что они не такие, как мы, что они иные – умирает частичка нашей души. Нам не дано вечной жизни – и все же мы надеемся на бессмертие... – она умолкла, опустив глаза. Потом взглянула на Пола – и в свете алтарных свечей увидала слезы, бегущие по морщинистым щекам и исчезающие в бороде... Как скорбно и безутешно плачет этот старик, подумала она – словно Приам о Гекторе... Она не могла облегчить ничем эту боль, лишь сказала: – Тебе придется отпустить его. Душой он уже далеко...
– Я знаю, – глухо отозвался Пол. И продолжал молча рыдать, оплакивая сына…
Глава 16
Июньским днем 1578 года «Пеликан» и «Елизавета», сопровождаемые шлюпом «Мэриголд» и полубаркасом, осторожно зашли в гавань Святого Юлиана у берегов Патагонии – но никто не напал на них. Берег был тих и пустынен – настолько, что моряки заробели, а кое-кто даже нервно перекрестился. И вдруг, приглядевшись, вздрогнули и выругались.
– Поглядите, сэр, там, на берегу – повешенный!
– Ха, вот только этого и не хватало, – пробормотал матрос, не глядя на Артура. – Мурашки по спине бегут... Разве повешенный – не символ смерти?
Артур лишь смерил его презрительным взглядом. Дрейк пристально глядел в подзорную трубу на болтающееся на веревке мертвое тело – оно висело неподвижно, не колеблемое ветром...
– Похоже, этот молодец уже давненько тут кукует, – беспечно обронил Дрейк, сложил трубу и сказал громко – так, что его услыхали и на нижней палубе: – Я скажу вам, что это, ребята, – этот парень мятежник, казненный самим Магелланом лет пятьдесят тому назад. Я читал об этом в его дневнике.
