Бен Кейн - Забытый легион
— А кто же тут хозяин?
— Публий, сын Марка Лициния Красса. Богатейшего из всех римлян. С этим лучше не связываться.
Ромул навострил уши.
— Красса? — Воспоминание о прошлой жизни оказалось неожиданно острым. Жизнь в лудус не оставляла времени на раздумия о былом. — Я был у него в доме.
— Правда? — Бренн, не скрывая удовольствия, прополоскал рот вином и проглотил. — Когда?
— Гемелл послал меня туда раз. Прямо перед тем как продать.
— Что же ты видел?
— Только передний зал. Такая роскошь — мраморный пол, прекрасные статуи… Только представить себе… И аристократа я там тоже видал — примерно твой ровесник.
— Крассу самое меньшее шестьдесят, — задумчиво произнес Бренн. — Так что видел ты, скорее всего, Публия.
— Привратник сказал мне, что участвовал в восстании рабов.
— Мятежный раб под одной крышей с победителем Спартака? — Галл удивленно вскинул густые брови. — Что-то непохоже.
— Мне показалось, он говорил правду.
— Умелые лжецы всегда кажутся честными.
— Но ведь он знал, с чего все началось, — запротестовал Ромул. — И он так переживал, когда рассказывал. Не мог он лгать.
Бренн явно заинтересовался, и Ромул пересказал ему рассказ Пертинакса. Сам он с каждым словом разгорался все сильнее.
— Действительно, захватывающая история. — Галл поднял чашу в безмолвном тосте. — Но видишь же, как все кончилось. Шесть тысяч распятых на Аппиевой дороге. Этот бедолага прислуживает Крассу. И мы. В Лудус магнус.
— Но ведь так быть не должно! За тобой и Секстом люди пойдут против римлян, — возбужденно говорил Ромул. — У Спартака под конец была восьмидесятитысячная армия. Все бывшие рабы. Должно получиться.
Глаза галла заблестели.
— Мемор настроен против нас, так что жизнь будет меняться только к худшему, — согласился он. — Но мы должны очень хорошо подумать. Поговорим с Секстом, посмотрим, куда ветер дует. И решим, к кому еще обратиться.
— Времени мало, — напомнил Ромул.
— Я знаю, — твердо сказал Бренн и осушил чашу. — Так что нынче будем радоваться.
Ромул радостно кивнул. Было ясно, что дальше уговаривать друга не требуется. Его слова крепко запали Бренну в душу.
Могучий гладиатор настороженно оглядел помещение.
— Ожидаешь заварушки?
— Считай это богатым опытом. — Галл хрустнул костяшками пальцев. — Отсюда хоть раз за ночь, но обязательно кого-нибудь выкидывают.
— Не забывай, никаких драк!
— Знаю я. Но посмотреть-то мы можем.
Ромул, подражая Бренну, неторопливо повернулся к стойке.
Прошло не так уж много времени, и действительно, у стоявшего неподалеку столика, за которым играли в петтею[14], послышались громкие раздраженные возгласы. Кого-то не устроил ход игры. Резная деревянная доска взлетела в воздух, в разные стороны разлетелись белые и черные камешки. Разговоры сразу стихли. Шестеро легионеров с раскрасневшимися от вина лицами принялись толкать и дергать друг друга через стол. Посыпались оскорбления, кто-то даже успел стукнуть кого-то, прежде чем вмешался Макро.
Вышибала поступил очень просто. Он поднял со скамьи двоих солдат и стукнул их лбами. Потом, отбросив бесчувственные тела, как мешки с зерном, Макро обернулся к их товарищам. Те поспешили сесть, не дожидаясь, пока их постигнет та же участь. Скандал закончился, едва успев начаться, а посетители, как один, вдруг заинтересовались содержимым своих деревянных чаш. Макро погрозил оставшейся четверке кулаком и побрел обратно к двери.
Вскоре таверна гудела как и прежде.
Ромул хихикнул: на него произвели немалое впечатление и действия, прекратившие драку, и тот эффект, который они оказали на всех собравшихся пьяниц. Он уже выпил три чаши, и доброе фалернское вино обрело для него вкус нектара. Он был изрядно удивлен, что Бренн перехватил его руку, когда он вновь потянулся к амфоре.
— Хватит.
— Почему? — строптиво осведомился Ромул.
— Ты пьян. А ведь мы договорились избегать неприятностей.
— Я знаю свою меру. — Ромул совершенно не чувствовал, что язык у него заплетается.
— Правда? — ехидно осведомился галл. — Когда это ты научился?
На этот укор ответить было нечего, и Ромул обиженно замолчал.
Гладиаторам выдавали только по несколько глотков вина к еде, к тому же оно, по обычаю римлян, было сильно разбавлено водой. Бренн привык к хмельному и мог выпить много, а вот Ромулу вино ударило в голову.
Некоторое время они стояли молча. Бренн потягивал вино, не забывая следить за тем, что делалось в таверне. Ромул же рискнул бросить взгляд на Юлию. К его великой радости, оказалось, что красавица рабыня тоже посматривала на него.
Девушка вновь подошла.
Ромул растерянно смотрел на нее, пытаясь найти в себе смелость заговорить.
— Сколько тебе лет? — первой спросила Юлия.
— Семнадцать. — Краем глаза он заметил косой взгляд Бренна, но, к счастью, галл не стал его выдавать. — Скоро будет.
— Слишком ты молод для гладиатора. Всего на год старше меня. — Юлия вздохнула. — Как же ты угодил в Лудус магнус?
— Хозяин продал меня, когда узнал, что я упражняюсь с мечом. — Гнев пополам с досадой нахлынули на Ромула, и он стиснул зубы. — Это вовсе не так плохо. Я всегда хотел научиться сражаться. Только этот ублюдок сказал, что Фабиолу тоже продаст. В публичный дом. — Последние слова он выговорил так, будто сплюнул.
— Фабиолу?
— Это моя сестра-близнец.
— И только за то, что ты учился владеть оружием? — Юлия сочувственно прищелкнула языком. — Слишком сурово.
Ромул неожиданно вспомнил припадки гнева, то и дело накатывавшие на Гемелла в тот день после того, как он прочел ответ Красса. После этого он и продал его. Может, Юлия была права? Тогда не он один виноват в случившемся. От сердца у него немного отлегло, и он улыбнулся.
— А ты?
— Я? — Вопрос, казалось, удивил Юлию. — Я родилась рабыней. В двенадцать меня продали — за красоту. — Она пожала плечами. — Надо радоваться, что не в публичный дом, как твою сестру.
— Я очень рад, — выдавил из себя Ромул.
— Очень мило. — Юлия улыбнулась. — Большинство мужчин, которые сюда приходят, думают только об одном.
Ромул с трудом сглотнул и попытался выкинуть из головы обуревавшие его нескромные мысли.
— И где она сейчас? — спросила Юлия.
— Не знаю. Я с тех пор не видел ни ее, ни мать.
— Я тоже ничего не знаю о своей семье. — Юлия на мгновение погрустнела. — Может, когда-нибудь Публий даст мне вольную и я смогу их разыскать.
— Ты говоришь так, будто сама в это не веришь.
