Роберт Святополк-Мирский - Четвертый хранитель
Вернувшись в тверской кремль и отдавав своему войску необходимые распоряжения, Василий направился на поиски вдовствующей великой княгини.
Он нашел ее молящейся и уговорил охрану пропустить его, сообщив о побеге их государя и о скором прибытии сюда великого московского князя.
Мать последнего тверского князя Михаила, вдовствующая великая княгиня Анастасия Александровна, дочь суздальского князя Александра Васильевича, была еще не старой женщиной, ей недавно перевалило за пятьдесят.
Она удивленно подняла заплаканные глаза?
— Кто ты? — Спросила княгиня. — Я тебя не знаю.
Медведев низко поклонился.
— Княгиня, — почтительно сказал он, — Разве есть у матери что-либо дороже жизни ее дитяти?
Великая княгиня побледнела, но мужественно постаралась взять себя в руки, однако губы ее предательски дрожали.
— Борис умер? — спросила она. — Я знала, что сегодня он сделает это.
— Нет, княгиня! Твой сын жив и здоров! Сейчас он во весь опор мчится к своей невесте в Литву, и никакая опасность больше не угрожает его жизни!
— Боже милосердный! Неужели он решился! Мне, родной матери, не удалось его убедить! Он, как безумный, твердил одно и то же: «Если моего княжества больше нет, я должен умереть!» Кто сумел отговорить его от этого греховного помысла и спасти не только тело, но и душу моего сына?
— Я, — с присущей ему скромностью сказал Медведев.
— Ты??
Великая тверская княгиня Анастасия некоторое время смотрела на Медведева затем молча подошла и поцеловала его в лоб.
— Чем я могу отплатить тебе за эту неоценимую услугу?
— Государыня, — опустился Медведев на колени. — Послушай меня. Через несколько часов сюда придут московские бояре, да священники — принимать у тверичей крестное целование в том, что отныне и навеки служить они будут московским государям. Великокняжескому дьяку Василию Мамыреву, казначею московского князя, поручено переписать всю тверскую казну и внести ее в московскую. Прошу тебя, государыня, не сопротивляйся тому! Мне говорил твой сын, что ничего особо ценного там не осталось. Отдай ты им все — твоему сыну там далеко за рубежом будет теплее на сердце, если ты останешься жива и здорова!
Великая княгиня молча ушла и через минуту вернулась с большим красивым ларцом.
— Здесь все что осталось. Возьми и передай им. Мне уже ничего не нужно. Я горячо молилась Богородице, что бы она спасла жизнь моего сына и дала ей обет, о том, что я сделаю, если это произойдет. Пришла пора выполнить мой обет. Я ухожу в монастырь…
Утром, 11 сентября, вся Тверь была приведена к присяге, а на следующий день, 12 сентября, в город торжественно въехал Великий Московский князь.
Еще до этого Патрикеев поблагодарил Медведева за службу, посетовав при этом на ничтожную малость Тверской казны, добился от Василия заверений, что и великий Тверской князь и вдовствующая великая княгиня ничего не укрыли, и тогда с кислой физиономией выдал ему в награду худой мешочек с московскими золотыми.
В тот же день вернулся в Тверь и князь Холмский, благополучно проводивший своего государя до самой границы. Князь распустил всех своих воинов по домам, и теперь, со своими братьями и детьми явился к Великому Московскому государю на службу.
Но великому князю не нужны были бывшие герои — он хотел, чтобы народ, вспоминая покорение Новгорода или Стояние на Угре и победу над Ахматом, связывал эти события только с ним.
Он уже избавился от одного героя — князя Удалого, теперь пришла пора избавиться от другого.
И великий московский князь, еще позавчера благодушно принимавший на службу, жалуя землями, открытых изменников, приехавших к нему тогда, когда их государь, которому они присягали, еще находился на своем троне в тверском кремле, вдруг напыщенно и публично сказал князю Холмскому, который пришел к нему со всей семьей, уже освобожденный своим бывшим государем от клятвы верности:
— Нехорошо верить тому, кто Богу лжет!
Да и отправил князя Холмского в Вологду в заточение.
А затем торжественно объявил наследника московского престола Ивана Ивановича, сына своей первой супруги, тверской княжны Марьи — князем Тверским.
Великое Тверское княжество, как самостоятельное, всегда соперничающее с Московским, навсегда прекратило свое существование.
Вся тверская земля стало частью еще более разбогатевшего и усилившегося Великого Московского княжества.
… Медведев и его друзья вернулись домой еще до конца сентября.
Осень в тот год была необыкновенно поздней и теплой.
Медведев радостно обнял Анницу, расцеловал детей — Ивана и Настеньку и, узнав о возвращении Алеши и Веры Кудриных, едва успев поесть, и не отдыхая с дороги, сразу же захотел выслушать их донесение.
— Мы выполнили все, что ты нам поручил, Василий Иванович, — начал Алеша, а Вера сидела рядом с ним и гордо улыбалась. — Самое трудное было — выяснить о Степане. Мы нашли его быстро, и, поселившись неподалеку, несколько месяцев наблюдали за ним и его жизнью. Я долго не мог понять, в чем дело: походка Полуехтова, поведение, голос тоже его — а лицо совсем другое! Главное узнала Верка! — с гордостью сказал Алеша и поцеловал жену в щечку, отчего та страшно смутилась и покраснела.
Медведев заметил, что Алеша, относясь к своей жене очень ласково, тем не менее, всегда называет ее Веркой, должно быть, привыкнув так обращаться к ней с самого детства — ведь они росли вместе.
— Ей удалось, — продолжал Алеша, — сблизиться с несколькими женщинами, которые в разное время были полюбовницами этого Степана, благо, что таких женщин много — он это дело любит… Добившись их откровенности, Верке удалось узнать, что на шее за ушами и внизу на горле, невидимые под рубахой находятся у него большие шрамы. Два года назад, будучи пьяным, он сказал одной из своих женщин, которая обратила внимание на то, что лицо у него будто стареет на глазах, что он скоро вернется с новым! И действительно, он уехал (как я потом выяснил в Вильно) и через три месяца вернулся. Лицо его не просто помолодело, оно изменилось и стало почти не похожим на то, которое было прежде. Нам с Веркой удалось выяснить, что за последние пять лет, с тех пор как он появился в тех местах, так происходило три раза. И каждый раз он приезжал из Вильно свежий, помолодевший и с изменившимся лицом.
— Неужели можно поменять лицо??? — изумился Медведев.
— Выходит, можно. Кто знает, на какие чудеса способны иноземные лекари! Мы тут живем в глуши и ничего не знаем… Ты бы вот послал нас на годик-другой пожить в Вильно, мы бы, может, тебе много интересного порассказали…
