Виктор Поротников - Кровавое Крещение «огнем и мечом»
— Ну, чего вам, соколики? — проговорил Добрыня. — Чего переглядываетесь?
— Прости меня, воевода, — выдавил из себя Сигвальд, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Позавчера, будучи во хмелю, я сболтнул Ульфиру лишнее, хотя ты велел мне держать язык за зубами. Я сказал Ульфиру, что никакого чуда в Ладоге не было, что это была обычная хитрость с твоей стороны. Своей неуязвимостью ты был обязан не бронзовому кресту, а тому куску горной породы, к которому притягиваются все железные предметы. Мешок с этим тяжелым каменным обломком был положен мной на втором ярусе терема у открытого окна, под которым был установлен крест. Я сделал это по твоему приказу. А Ульфир мне не верит, он утверждает, что камней, притягивающих железо, не бывает. — Сигвальд виновато взглянул на Добрыню и вновь опустил глаза. — Прости, воевода. Пусть Ульфир услышит об этом из твоих уст, дабы он не считал меня лжецом.
Добрыня подавил раздраженный вздох. Ему было ведомо, как болезненно воспринимают варяги любые обвинения во лжи. Для выходцев из Скандинавии трусость и ложь считаются самыми тяжкими пороками.
Ценя Сигвальда за его преданную службу, Добрыня пошел ему навстречу. Он усадил обоих варягов на скамью, сам сел рядом с ними. В доверительной беседе Добрыня поведал Ульфиру, как лет десять тому назад чудской князек Пуркеш подарил ему странный каменный обломок, к которому липнут любые железные вещи. Кинжал, положенный в десяти шагах от этого камня, начинает ползти по земле, как живой, стремясь прилипнуть к нему. Пуркеш раздобыл этот камень, обладающий силой притяжения, за рекой Сухоной на землях Югры. Там, по его словам, есть целая гора из такой породы. Ни расплющить, ни расплавить этот кусок странной горной руды чудским кузнецам оказалось не под силу. Поэтому Пуркеш уступил камень-магнит Добрыне, полагая, что хитроумные новгородцы найдут ему применение.
— Вот я и использовал подарок Пуркеша, желая склонить ладожан к принятию христианства, — заметил в заключение Добрыня. — Зачем применять силу там, где вполне можно обойтись хитростью.
Ульфир понимающе покивал, внимательно выслушав Добрыню. Он подумал и спросил:
— Воевода, как-то ты сказал мне, что Стоймир вовсе не кудесник, а хитрый шарлатан. Как это понимать? Ведь я своими глазами видел, как Стоймир превращается в невидимку. Это видел и князь Владимир, и многие бояре из его свиты.
Добрыня принялся терпеливо рассказывать Ульфиру о том, как в княжение Святослава Игоревича в Киеве побывал персидский маг, творивший такие невиданные фокусы, которые вполне можно было принять за волшебство. У этого мага предметы исчезали прямо в руках, он мог сам стать невидимым. Этот перс с глазами, как спелые маслины, распиливал пополам людей и собак, а потом соединял распиленные половинки воедино. Он мог глотать ножи и изрыгать изо рта огонь.
— Так вот, Стоймир был помощником у этого персидского чародея, — сказал Добрыня. — Стоймиру был ведом персидский язык, ведь он три года пробыл в рабстве где-то в Персии. Сбежав из неволи, Стоймир вернулся на Русь и занялся волхованием. Он любил поражать простодушных смердов всякими трюками вроде превращения в невидимку. Стоймир пользовался уважением даже среди языческих жрецов, которые не могли распознать в его чудесах хитроумное трюкачество. Я использовал Стоймира, когда князю Владимиру захотелось поразить христианских проповедников удивительной способностью языческих волхвов тоже творить чудеса.
— Стало быть, вера христиан тоже основана на обмане, — с нескрываемым разочарованием произнес Ульфир, — как и языческие обряды волхвов.
— Ни вы, ни я не читали священных книг христиан, — промолвил Добрыня. — Мы еще мало общались с истинными христианами, поэтому нам трудно судить, что истинно, а что ложно в вере Христовой. Светоч новой веры только-только восходит над Русью.
Глава восемнадцатая
Град Ростов
В конце сентября киевская дружина во главе с Добрыней и Путятой лесными дорогами добралась до Ростова, расположенного на северо-западном берегу озера Неро. Здешний князь Бремислав получил смертельную рану в сече с воинственными вятичами, скончавшись накануне вступления Добрыни и Путяты в Ростов.
Княгиня Благомила была вынуждена взять власть в Ростове в свои руки, поскольку ее старшему сыну было всего десять лет.
Прибежавший из Новгорода боярин Щерб посеял тревогу и раздоры среди ростовской знати. Щерб намеренно распускал слух о том, что киевляне всем, кто не желает креститься, рубят голову с плеч. Со слов Щерба выходило, что Добрыня и Путята вырезали пол-Новгорода. Ростовские имовитые мужи спорили до хрипоты, страшась войны с Киевом и в то же время не желая отказываться от своих славянских богов. В разгар этих споров киевляне объявились в Ростове.
Сторонники язычества, подталкиваемые Щербом, вооружились все поголовно и встали стеной возле княжеского терема. Видя, что ростовская дружина многочисленнее киевлян, осмелевший Щерб вызвал Добрыню на переговоры.
В тесноте узких городских улиц двум дружинам было непросто развернуться в боевой порядок.
Выйдя из рядов ростовских ратников, Щерб встал на перекрестке двух улиц, пряча руки под широким плащом. Со стороны было видно, что у него нет ни меча, ни копья.
Добрыня без опаски приблизился к Щербу, оставив свое оружие в руках отроков-слуг.
— Так вот куда тебя занесла нелегкая, боярин, — проговорил Добрыня. — Теперь ты мутишь воду в Ростове!
— Это ты всюду воду мутишь, злыдень! — вскипел Щерб. — Это от тебя всем одни беды! Зачем в Ростов притащился, пес? Мало тебе крови, пролитой в Новгороде?
— Я по твоему следу иду, боярин, — угрожающе произнес Добрыня. — На тебе кровь моего тестя. А еще говорят, что ты над моей мертвой женой надругался. Придется тебе расплатиться за это сполна, негодяй!
Щерб рассмеялся, оскалив редкие зубы и сузив заплывшие жиром глаза. Он шагнул к Добрыне, делая вид, будто хочет сказать ему нечто важное, а сам выхватил из-под плаща кинжал. Как ни проворен был Щерб, но Добрыня оказался проворнее. Перехватив руку Щерба, Добрыня вырвал у него острый клинок. Щерб испуганно отпрянул прочь, но споткнулся и едва не упал. Добрыня настиг Щерба и одним взмахом кинжала вспорол ему горло. Захлебываясь кровью, Щерб бросился бежать. Не добегая нескольких шагов до застывшей в боевом строю ростовской дружины, Щерб рухнул на землю и испустил дух.
Добрыня сел на коня и, подъехав почти вплотную к ростовским ратникам, громко промолвил:
— По воле князя Владимира я пришел сюда, чтобы низвергнуть языческих идолов. Кто из вас не подчинится воле князя Владимира и не наденет крест на шею, с теми я поступлю, как с врагами.
