Виктор Поротников - Кровавое Крещение «огнем и мечом»
— В чужом глазу ты и соринку видишь, приятель, а в своем глазу и бревна не замечаешь. Ты обвиняешь меня в излишней жестокости при всем честном народе, но почему-то умалчиваешь о том, что сподвигло меня на эту меру. Ну же, тысяцкий, поведай ладожанам, как ты и посадник Ходислав во главе вооруженной свиты вломились в дом к моему тестю Туровиду. Расскажи людям, чем все закончилось тогда. Где теперь боярин Туровид? Где его супруга и его дочь? Где гости, пришедшие к Туровиду в тот вечер? — Добрыня намеренно сделал долгую паузу, не спуская пристального взгляда с пребывающего в растерянности Угоняя.
Люди на площади притихли, словно все разом онемели. Сотни глаз впились в бледного Угоняя, который то хватался за пояс, то нервно сжимал кулаки, то прикладывал ладонь ко лбу. По лицу тысяцкого пробегали оттенки не то досады, не то сильнейшего волнения.
— Коль у тебя память отшибло, приятель, тогда я расскажу здешнему люду, кто из нас первым через кровь переступил, — продолжил Добрыня, повернувшись спиной к Угоняю и подойдя к краю высокого помоста.
Глаза Угоняя вдруг сверкнули дикой злобой. Он выдернул кинжал из ножен и занес руку, чтобы ударить им Добрыню сзади в шею. Кто-то из толпы крикнул: «Берегись!» Добрыня резко оглянулся и тоже схватился за кинжал у себя на поясе. В следующий миг откуда-то прилетела стрела с белым оперением, вонзившись в глаз Угоняю и пробив его голову навылет. Угоняй вздрогнул и рухнул как подкошенный к ногам Добрыни.
По площади прокатился вздох изумления и какого-то радостного восхищения от столь меткого выстрела. Множество голов повернулось туда, откуда прилетела стрела. Взглянул в ту сторону и Добрыня. Он сразу увидел на крыше одного из домов, окружавших торжище, одинокого лучника в кожаной рубашке и таких же штанах, с длинными растрепанными волосами цвета льна. Это был Буи, сын Торы, которого Добрыня взял в этот поход именно по причине его невероятно меткой стрельбы из лука.
«Говорила мне Тора, возьми с собой Буи, мол, он тебе пригодится, — подумал Добрыня, утирая ладонью холодную испарину со лба. — Так оно и вышло. Впредь всегда буду прислушиваться к советам Торы!»
Когда мертвое тело Угоняя унесли с возвышения, Добрыня принялся уговаривать ладожан не прекословить князю Владимиру и принять веру Христову по своей доброй воле. Добрыня валил вину за пожары и кровопролитие, случившиеся в Новгороде, на посадника Соловья, на тысяцкого Угоняя и на их сторонников.
— Старое солнце погасло, — молвил Добрыня, — теперь на небе восходит новое солнце по имени Христос. Братья ладожане, не будьте затхлым одиноким болотом, но влейтесь сильной свежей струей в лоно истинной веры, которая разливается ныне по Руси!
Ладожане пребывали в смятении и тревоге, вступая в спор друг с другом тут же на площади. Кто-то из ладожан был готов отказаться от старых богов, подчинившись воле князя Владимира. Однако большинство горожан не желали принимать веру Христову, полагая, что дедовские боги им этого не простят.
— Верно мыслите, братья! — вдруг вынырнул из толпы длиннобородый ведун Стоймир в длинном кожухе из собачьих шкур, с палкой в руке. — С богами-пращурами шутить нельзя, ибо ими созданы земля и небо, реки и озера, все птицы, рыбы и твари земные. Братья, коль вы променяете старых богов на Христа, который здесь чужак, то в будущем не ждите милости от богов-хранителей. Не будет вам ни урожая, ни приплода, ни улова — траву жрать придется. Лучше одуматься сейчас, братья, чем горевать после.
Столпившись вокруг волхва, ладожане внимали ему с почтением на лицах, они уже не спорили друг с другом, не упоминали про волю князя Владимира. Одно появление кудесника, ведающего помыслы языческих богов, привело народ в суеверный трепет.
Протолкался к ведуну Стоймиру и Добрыня, спустившись с деревянного помоста. Ульфир и Остен не отставали от Добрыни ни на шаг, прикрывая ему спину. Оба были настороже, как волки, почуявшие свору охотничьих собак.
— А тебя-то каким ветром сюда занесло, старик? — обратился к волхву Добрыня, не скрывая своего недовольства. — Тебе бы на печи лежать, а не мотаться по городам и весям!
— Ты людям глаза закрываешь, а я, наоборот, открываю им очи, — с язвинкой в голосе ответил седовласый Стоймир, глядя на рослого Добрыню снизу вверх. — Ты хочешь навязать русскому люду чужого Бога-Христа, а я убеждаю народ держаться крепко своих богов-пращуров.
— Что могут твои боги, старик? — презрительно бросил Добрыня. — Этих богов люди из дерева вытесали своими руками. Христос же на небесах обретается! Он все может, все видит и ни для кого недосягаем! А когда Христос спустится с небес на землю, то воскреснут все мертвые и наступит царство Божие на земле!
— Коль ты так за веру Христову ратуешь, воевода, почто же тогда Христос не поразил молнией Угоняя, который чуть не зарезал тебя? — с хитрой усмешкой ввернул Стоймир, глядя Добрыне в глаза. — Тебя спасла от смерти стрела твоего гридня, воевода. Вот и получается, что Христос слеп или нету его вовсе!
Люди, внимательно слушавшие разговор между Стоймиром и Добрыней, шумно и одобрительно загалдели, соглашаясь с доводами кудесника.
Ульфир потянул сзади Добрыню за край плаща, шепнув ему на ухо:
— Убираться нам надо, воевода. Стоймир чудеса творить может, ладожане все едино за ним пойдут, а не за нами.
— Не робей, друже, — буркнул в ответ Добрыня. — Все чудеса Стоймира липовые, трюкачество сплошное. Уж я-то знаю!
Продолжая возражать Стоймиру, Добрыня заявил, что Христос спас его от Угоняева кинжала, направив выпущенную из лука стрелу прямо в цель. Лучник выстрелил, увидев опасность, грозящую Добрыне, но такую поразительную точность придала летящей стреле воля всемогущего христианского бога.
— Я могу в присутствии всех ладожан доказать животворящую силу креста, символа страданий Христовых, — сказал Добрыня. — Я встану у креста, привезенного греками из Царьграда, и любой желающий может метнуть в меня дротик или пустить стрелу. Вот увидите, я останусь цел и невредим. После этого ты, ведун, встанешь возле Перуна-идола, а я буду стрелять в тебя из лука. Тогда и узнаем, чей бог могущественнее.
Стоймир согласился участвовать в этом необычном состязании при условии, что Добрыня первым выступит в роли мишени.
Собравшиеся на вече ладожане постановили: если Добрыня уцелеет в этом состязании, то здешний люд добровольно примет крещение, если христианский крест не спасет Добрыню от стрел и копий, тогда киевская дружина уйдет восвояси, а ладожане по-прежнему будут поклоняться языческим богам.
Узнав от Добрыни, что этот чудесный крест находится на одном из судов флотилии, пришедшей сюда из Новгорода, ладожане отворили крепостные ворота, выходившие к реке, впустив в город священников-греков и тридцать киевских дружинников во главе с Сигвальдом.
