Ян Гийу - Путь в Иерусалим
Оленухи не было видно, но Сварте и Коль сразу же обнаружили кровавый след. Изучив кровь, они кивнули друг другу. Коль сказал Арну, что эта оленуха тоже бьша поражена в легкие и она наверняка лежит где-нибудь поблизости, так что они ее быстро найдут. Коль воткнул в землю стрелу там, где они увидели кровь, а потом вместе с отцом медленно, наклонившись к земле, они дошли до того места, где, как они помнили, стоял третий олень, когда Арн выпустил в него стрелу. На траве виднелась кровь, и охотники потерли ее между пальцами, понюхали и понимающе переглянулись.
Сварте пояснил, что эта оленуха была не убита, а смертельно ранена и сейчас где-то бьется в агонии, поэтому они могут пойти и не торопясь забрать своих коней, так как не стоит слишком рано отправляться на ее поиски. Она должна спокойно умереть.
Все оказалось именно так, как говорили охотники. Вторая оленуха, которую Арн уложил последним выстрелом, лежала мертвой на большом расстоянии от поляны. Сварте показал, что стрела Арна прошла слишком низко, но, когда Арн начал извиняться, он не смог скрыть улыбки. Сварте серьезно объяснил, что, даже если олень стоит в удобном для охотника месте, в момент выстрела он все равно мог сделать маленький шаг вперед, пока летела стрела. Именно это и произошло.
До самых сумерек они охотились на оленей, но безуспешно. Как сказал Сварте, ветер стих и животные теперь чутко улавливали все движения человека.
Тем не менее, когда наступила ночь, охотники пребывали в хорошем настроении, и три убитых оленя висели в ряд на крепкой дубовой ветке. Удача все же улыбнулась охотникам.
У костра Сварте и Коль в надежде, что господский сын не поймет, чем они занимаются, принесли в жертву своим богам сердца оленей, повернувшись к Арну спиной и бормоча над огнем что-то на своем языке. Когда же они собрались ужинать, Коль принес гибкие ореховые прутья и подвесил их над уже затухающим костром, нанизав на них кусочки печени и почек вместе с луком, который Сварте достал из своей кожаной сумы. Сварте и его сын засомневались: всем было известно — такая еда не годится для господ. К изумлению рабов, Арн сразу же изъявил желание отведать их пищи и ел с тем же аппетитом, что и оба охотника, да еще попросил добавки, отодвинув в сторону свое сало. После совместной трапезы охотники стали гораздо меньше стесняться хозяйского сына.
Насытившись, они довольные лежали у костра, завернувшись в свои плащи, и тогда Сварте осмелился спросить, действительно ли можно научиться стрелять из лука в монастыре Белого Христа. Арн, поняв, что охотник одобряет его выстрелы, повеселел. Он подумал о том, что недолго довелось ему брать уроки у такого учителя, как брат Гильберт, и ответил, что случается это нечасто. Обычно монахи не стреляют из лука, но ему самому повезло, ибо у него был искусный учитель. Сварте и Коль добродушно рассмеялись, а Коль прибавил при этом, что хотели бы они повстречать такого учителя. Но когда Арн ответил им в том же веселом тоне, что такая встреча возможна, если Сварте и Коль примут святое крещение, то оба раба помрачнели и молча уставились на огонь.
Пытаясь загладить неловкость, Арн уверил их, что, как бы они ни думали о монастыре Белого Христа, — это мир, в котором нет рабов и каждый имеет равную ценность и достоинство с другими людьми. На это ответом ему было молчание. Но ему не хотелось менять тему, и он спросил, стараясь выражаться понятно и просто, отчего это Сварте и Коль до сих пор остаются рабами, как и во времена его далекого детства, ведь многие другие уже стали свободными людьми.
Сварте был вынужден что-то ответить, и он очень неохотно пояснил, что те рабы, которые обрабатывали землю, получали свободу легче, чем те, которые строили или охотились. Крестьян используют, чтобы распахивать новые земли для Арнеса, к они получают свободу в обмен на аренду. Однако охота — добывание шкур зимой и мяса осенью — непосредственно относится к ведению хозяйства в самой усадьбе, и потому невозможно стать свободным человеком, если ты охотник, так как постоянно приходится трудиться на Арнес. То же самое относилось и к плотникам, и к кузнецам. Словно бы решив, что он зашел слишком далеко и заговорил неподобающе смело, Сварте прибавил, что он вовсе не жалуется и что многие плотники — в таком же положении.
Охотники молча ждали, что им ответит хозяйский сын, и Арн, подумав, сказал, что находит эту систему несправедливой, потому что, если он правильно понял, шкурки горностая и куницы приносят столь же хорошую прибыль, как ячмень, репа и пшеница. Тут Коль рассмеялся прямо ему в лицо, и, когда Арн спросил, почему он смеется, тот с издевкой в голосе ответил, что, пожалуй, трудновато будет найти способ сделать рабство справедливым. Сварте толкнул его ногой, чтобы заставить умолкнуть.
Но Арн нисколько не рассердился на дерзкие слова Коля, даже наоборот, молча кивнул своим мыслям и попросил прощения за то, что ошибся. Сам же он никогда не хотел и никогда не захочет иметь рабов.
Сварте и Коль не нашлись что ответить, и их беседа иссякла. Арн прочитал за всех вечернюю молитву, завернулся в свой плащ и шкуры, и было видно, что он раньше спал под открытым небом и знает, как надо укладываться, чтобы не замерзнуть. Он сделал вид, что не слышит, о чем шепчутся между собой охотники.
А Коль и Сварте никак не могли уснуть. Они лежали, прижавшись друг к другу, чтобы подольше сохранить тепло, и все говорили об этом странном хозяйском сыне и о его странных богах.
* * *Из-за ночных заморозков они поднялись рано, еще до рассвета, и позавтракали похлебкой, которую Коль начал готовить с вечера и которая всю ночь варилась на костре. Сварте и Коль по очереди подкладывали дрова в огонь и подливали воды в котелок. С похлебкой, сваренной из луковиц и оленьих желудков, они ели грубый коричневый хлеб, и вскоре тепло вернулось в их тела.
Утро было прекрасным, и они, на тяжело навьюченных лошадях, ехали вниз по склонам Чиннекулле, покрытым редким дубовым лесом, а у их ног расстилался весь Арнес от края до края. Охотники скакали в лучах восходящего солнца, которое окрасило озеро Венерн сперва в серебро, потом в золото. Арн радостно вдыхал свежий воздух. Он заметил, как вдали блестит церковь Форсхема, и смог отыскать взглядом место, где находилась его усадьба, хотя она была еще не видна.
Вдоль горных склонов тянулись густые дубовые и буковые леса, а у подножия гор лежали обширные пашни. Сейчас они были черные, слегка посеребренные инеем. Арн ехал и думал, что никогда мир не был бы таким красивым, если бы Бог не создал Своей любовью все эти горы, дубравы, поля. Он даже запел от радости, но, заметив, что это пугает Сварте и Коля, вскоре перестал. Арн преодолел желание спросить, почему им не нравится его пение, почему боятся они Белого Христа. Он сдерживал себя, понимая, что должен запастись терпением в общении с ними, ибо внутренне эти люди оставались рабами и свобода скорее пугала их, чем прельщала.
