Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
Морлиер и Бриссо были словно поражены громом. СенЛе встал и подошел к двери, как будто любуясь картиной, висевшей над ней.
– Я выражусь еще яснее, – продолжал граф. – Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю? Если вы не станете мне отвечать, вам останется жить двадцать четыре часа!
– Как?! – вскрикнул Морлиер.
– Я не знаю, как вы умрете, но думаю, что не от старости. Если, напротив, вы будете отвечать мне откровенно и расскажете решительно все, что знаете об этом деле, я награжу вас щедрее, чем Людовик XV.
– Что же вы хотите знать? – спросил Морлиер.
– Все, что вам известно об этой ночи 30 января 1725 года.
– Я расскажу все, что знаю, – отвечала Бриссо, – мне нет никакой выгоды скрывать, и я не вижу причины, почему мне надо от вас что-то утаивать.
– И мне тоже, – прибавил Морлиер.
– Так говорите же.
– Охотно. Только должен признаться, что известно мне немногое. Пусть даже вы пригрозите изрезать меня на мелкие кусочки, я не знаю, что мне такого особенного вам рассказать, разве что сочинить какую-нибудь историю.
– Я буду вас расспрашивать, а вы отвечайте мне.
Настала минута молчания. Сен-Ле, по-прежнему любуясь
картиной, стоял перед дверью. Граф продолжал:
– Это вы, Морлиер, 30 января приходили к Урсуле Рено?
– Я, – отвечал кавалер.
– Кто вам дал это поручение?
– Барон де Монжуа.
– Вы об этом заранее условились с мадемуазель Бриссо?
– Да.
– Кто придумал этот план?
– Барон де Монжуа.
– Что же вы должны были сделать еще и что вы сделали?
– Ничего. Моим визитом к «красотке-оружейнице» и закончилось поручение, данное мне.
Граф обернулся к Бриссо и приказал:
– Теперь вы расскажите, что вы сделали и что должны были сделать?
– Я праздновала в этот вечер новоселье в моем домике,
– отвечала Бриссо, – и давала мой первый ужин. У меня должен был собраться весь цвет высшего общества. Этот маленький праздник стоил покойному Сент-Фоа четыреста луидоров.
– Этот домик находился на улице Вербуа?
– Да.
– Вы ездили за Урсулой Рено?
– Я.
– Кто вас послал?
– Барон де Монжуа и граф де Шаролэ.
– Они вам объяснили, в чем дело?
– Не совсем. Я знала, что какая-то женщина хочет просить какой-то милости, но не знала никаких подробностей. Когда я приехала к мадам Рено, она была предупреждена, поэтому ждала меня. Мы поехали. Дорогой она ничего мне не говорила – она плакала. Я утешала ее, говоря, что она получит то, чего желает. Когда мы приехали, я оставила мадам Рено в маленькой гостиной, как было условлено.
– А потом?
– Потом я не занималась ею и не видела ее больше.
– Что она делала?
– Я не знаю.
– А вы? – спросил граф Морлиера.
– Также не знаю, – отвечал кавалер.
– Это невозможно!
– Вот единственное, что я знаю, – продолжал кавалер.
– Когда эта женщина приехала с Бриссо, она осталась на не-
сколько минут в маленькой гостиной, потом слуга, кажется Сен-Клод, пришел за ней и отвел в сад. Это было ночью; темнота была глубокая. Вот и все, что я знаю, а знаю я это потому, что в ту минуту, когда я входил в гостиную, я видел, как слуга и эта женщина прошли мимо меня.
– А потом?
– Я больше не видел мадам Рено.
– Она не была за ужином?
– Нет.
– А Шаролэ не уходил надолго во время ужина?
– Не могу сказать: это было так давно, что в моей памяти все перемешалось. Я не помню, отлучался Шаролэ или нет.
– Барон де Монжуа был за ужином?
– Да, он пришел одним из первых.
– И отлучался?
– Также не помню.
Граф обратился к Бриссо:
– А вы что скажете?
– У меня, как и у Морлиера, все в памяти перемешалось, – отвечала Бриссо.
– Однако кто убил Урсулу Рено? Вы должны это знать.
– Нет, я этого не знаю, – отвечал Морлиер.
– И я также, – прибавила Бриссо.
– Вы осмеливаетесь это утверждать! – в ярости взревел
граф.
– Я говорю правду, – отвечала Бриссо, – и поклянусь всем, чем вы хотите. Я решительно не знала, что женщина, о которой вы говорите, была убита; я даже не знала, что она умерла.
– Как?! Преступление было совершено в доме, где вы находились оба; женщина была убита у тебя, презренная тварь! Похоронена в твоем саду, а ты не знаешь, что эта женщина умерла!
– Клянусь!
– Ты лжешь.
– Я не лгу!
– И я также клянусь! – прибавил Морлиер. – Клянусь моей шпагой, я говорю правду!
Граф скрестил руки на груди.
– Как объяснить, – продолжал он, – что преступление совершилось, а вы этого не знали?!
– Если оно произошло во втором часу ночи, – отвечал Морлиер, – я не мог ничего знать, потому что ровно в час дозорный отвел меня в тюрьму.
– О! – вскричала Бриссо, как будто вдруг вспомнила что-то. – Ваши слова заставили меня припомнить… это было так давно… но теперь я вспоминаю.
– Что? – спросил граф.
– В час ужин был окончен, и граф Шаролэ предложил нам покататься в санях на Версальском пруду. Тотчас же решили ехать и кататься при факелах. Тогда было очень холодно и все замерзло. В ту минуту, когда мы садились в экипажи, кавалер де ла Морлиер был арестован.
– Это правда, – оживился Морлиер, – я теперь вспоминаю все подробности. Я вышел из дома и ставил уже ногу на подножку кареты, когда дозорный показал мне свое предписание. Возразить мне было нечего – я покорился, а Шаролэ, Лозен и Фиц-Джеймс, сидевшие в первом экипаже, расхохотались, как сумасшедшие, пожелав мне спокойной ночи.
– А я была в том экипаже, в который вы садились, – продолжала Бриссо, – возле меня сидел де Рие, а напротив – барон де Монжуа. Когда вас арестовали и увезли, смех прекратился. Монжуа выскочил из экипажа, говоря нам: «Мы довольно смеялись – теперь надо постараться, чтобы Морлиер приехал в нам в Версаль. Я берусь за это!» После этого мы все уехали, а барон остался освобождать кавалера Морлиера.
– Он это сделал только полгода спустя, – сказал Морлиер.
– Итак, Монжуа остался один? – спросил граф.
– Да.
– На другой день в котором часу вы возвратились в ваш домик?
– Я вернулась только через неделю.
– Как это?
– Катавшись по пруду, мы устали. Граф де Шаролэ принял нас в своем Версальском отеле; мы отдохнули несколько часов, а потом, вместо того чтобы поехать в Париж, отправились в замок Фоссез, где должны были охотиться. Мы возвратились через неделю.
– И как там, в домике на улице Вербуа? Все было в порядке?
– Все.
– И вы ничего не узнали? Слуги ничего вам не сказали?
– Я узнала, что барон де Монжуа отправил четырех лакеев освобождать Морлиера; он оставался один с горничной. Но я узнала потом, что субретка, вступив в любовную связь с Сен-Клодом, камердинером графа де Шаролэ, ушла из дома тотчас после моего отъезда, зная, что я не вернусь домой.
